Джеральд Даррел - Перегруженный ковчег
Вторая пещера действительно оказалась крупнее первой; она находилась в глубине большого высокого холма, и вход в нее был почти совершенно закрыт растительностью. Длина пещеры достигала семидесяти ярдов, высота ее составляла по меньшей мере тридцать футов. Потолок был покрыт густым колышущимся слоем летучих мышей, оглашавших пещеру громким, пронзительным писком: это были летучие мыши, питающиеся плодами. Обрадовавшись, я поздравил Элиаса со счастливой находкой. Вскоре выяснилось, однако, что поймать летучую мышь в этой пещере отнюдь не просто. Наши сачки не доставали до высокого потолка, вход в пещеру был слишком велик, и мы не могли перекрыть его сетью. После продолжительных размышлений мы составили наконец план действий. Двое охотников отправились в лес и срубили там по молодому деревцу длиной около двадцати футов: деревца эти очистили от сучьев, оставив только на самой верхушке по нескольку веток с листьями. Мы закрыли сетью часть входа, после чего я велел охотникам приготовить небольшие мягкие сумки. Подойдя затем к входу, я направил свое ружье горизонтально в глубь пещеры и выстрелил одновременно из обоих стволов. Оглушительный шум выстрелов и перекаты эха вызвали в пещере страшный переполох. Все летучие мыши, а их было внутри не меньше пятисот, сорвались с места и с криками начали метаться по пещере. Хлопанье их крыльев напоминало громкий шум разбивающихся о береговые скалы морских волн. Убедившись, что потолок не обрушился от выстрелов, мы ворвались в пещеру. Летучие мыши тучами носились по пещере, почти касались нас, обдавая ветром, вызываемым взмахами крыльев.
Мы принялись за работу и начали энергично размахивать срубленными жердями. Попытки задеть ими летучих мышей не удавались, так как они легко ускользали от палок. Выбрав место, где мышей было особенно много, мы добивались того, что неочищенные от веток верхушки наших жердей сбивали на пол несколько зверьков. Отбросив жерди, мы кидались к ним прежде, чем они успевали снова подняться в воздух. Полученные ими удары, нанесенные ветками и листьями, не были слишком сильными, но их было достаточно, чтобы на несколько секунд заставить мышей сесть на пол. Но и в этом положении они проявляли исключительное проворство, и нам с большим трудом удалось, спасаясь от их острых и длинных зубов, загнать несколько летучих мышей в приготовленные для этой цели мешки.
В течение сорока пяти минут мы непрерывно преследовали летучих мышей и поймали двадцать пять зверьков. К этому времени некоторые мыши покинули пещеру и повисли на окрестных деревьях, подобно дрожащим черным плодам. Оставшиеся в пещере успели понять, что, вернувшись к куполу пещеры, они будут недосягаемы для нас. Я решил, что для начала мне хватит и двадцати пяти экземпляров и дaл команду прекратить охоту. Выйдя из пещеры, мы присели отдохнуть, закурили и стали смотреть, как повисшие на деревьях летучие мыши одна за другой отрывались от ветвей и исчезали в темноте пещеры, присоединяясь к своим возбужденным соплеменникам. Вероятно, за столетия жизни колонии летучих мышей в этой пещере впервые им пришлось испытать такие неприятности, как сегодня. Вероятно также, что пройдет еще много времени, прежде чем такая неприятность снова повторится. Учитывая это, можно считать, что летучие мыши ведут на редкость счастливую жизнь. Целыми днями спят они в темной, прохладной и безопасной пещере. Вечером, проголодавшись, они большими группами выскакивают наружу, летают в лучах заходящего солнца над позолоченными вершинами деревьев, садятся на ветки и, пока темнота окутывает лес, наслаждаются прекрасными спелыми плодами. С рассветом они возвращаются в пещеру, насытившиеся, с пятнами засохшего фруктового сока на шкурке, спорят и ссорятся из-за лучших мест на потолке и постепенно засыпают: солнце снова поднимается над деревьями, под его благодетельными лучами вырастает новый урожай плодов для следующего ночного пиршества.
Когда мы уходили, деревья уже отбрасывали на землю длинные тени. Я в последний раз взглянул на пещеру. В стене обрыва зияло черное отверстие, откуда уже вылетали первые группы летучих мышей и взмывали высоко в воздух. Сначала редкие, эти группы становились все многочисленнее и постепенно слились в сплошной поток, казавшийся на далеком расстоянии струйкой дыма. Спотыкаясь в сгущавшейся темноте леса, мы слышали высоко над нашими головами звонкие крики отправившихся на поиски пищи летучих мышей.
Глава IV.
Ночью в лесу
В результате проведенных нами на охоте дней и исключительной старательности жителей окрестных деревень клетки в моем лагере скоро оказались переполненными, и я стал целые дни уделять уходу за животными. Я мог располагать для прогулок лишь тем временем, которое оставалось у меня после окончания дневной работы, поэтому мы начали охотиться ночью при свете фонарей. Из Англии я привез четыре больших фонаря, к ним я добавил еще четыре фонаря, приобретенные в Камеруне. Обеспеченные таким обилием света, мы бродили по лесу обычно с двенадцати до трех часов ночи и поймали в эти часы множество таких ночных животных, которых мы вряд ли обнаружили бы в другое время суток.
Лес ночью резко отличается от леса при дневном освещении. Все живое бодрствует, то и дело где-нибудь на дереве сверкают чьи-то раскаленные глаза, из зарослей все время доносятся шорохи и крики. Свет фонаря часто падает на раскачивающиеся, подергивающиеся лианы — в ста пятидесяти футах над нашими головами какое-нибудь животное задело их в своем движении. С шумом падают на землю спелые плоды и сухие ветки. Цикады, которые как будто не спят ни днем, ни ночью, оглашают лес своим звоном, время от времени невидимая большая птица громко выкрикивает прокатывающееся по лесу: "Карр… каррр… карр". Обычными для ночного леса звуками являются крики Dendrohyrax dorsalis. Вначале мягкий пронзительный свист разделяется правильными частыми интервалами, затем интервалы становятся все короче, пока все не сливается в непрерывный громкий и резкий свист. Совершенно неожиданно, в момент, когда свист кажется нестерпимо пронзительным, он резко обрывается, и воздух доносит лишь звуки замирающего эха. В лесу также очень много лягушек и жаб. С наступлением темноты начинаются безумолчные крики, кваканье, свист, треск и щебет. Все это доносится отовсюду — начиная с вершин высочайших деревьев и кончая маленькими расщелинами под скалами на берегах многочисленных ручьев.
При ночной охоте расстояния в лесу представляются по меньшей мере в два раза большими, чем днем. Мы движемся под огромной, шуршащей крышей, и за пределами круга света, отбрасываемого фонарями, стоит непроницаемая черная стена. Только в маленьком радиусе от источника света можно различать цвета. При свете фонаря многое выглядит иначе, чем днем; листья и трава, например, приобретают воздушный, золотисто-зеленый оттенок. Создается впечатление, что мы бродим в глубинах подводного мира, где в течение тысячелетий не бывает солнечного света. Жалкий свет наших фонарей показывает нам участки чудовищных, извивающихся корней и блеклую окраску листьев. Серебристые мотыльки, подобно стайкам крошечных рыбок, группками порхают вокруг фонаря и исчезают во мраке. Воздух в лесу тяжелый и сырой; поднимая фонарь кверху, можно заметить, как слабые струйки тумана обвиваются вокруг ветвей и лиан, просачиваются через сплетение стволов и веток. Все представления о формах и размерах оказываются ошибочными, высокие стройные деревья кажутся бесформенными обрубками, корни их извиваются и петляют при нашем приближении, словно стремясь скрыться в темноте; иногда я готов был принять их за живые существа. Все вокруг было таинственно, очаровательно и страшно.
