Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2
— Совершенно согласен, только сегодня в дороге я сказал моему спутнику, туземному инженеру, что выше германских специалистов нет никого на свете. Америка держится ими. Это не секрет…
— Вот видишь, молодое поколение того же мнения…
— А если, Ганс, они все же столкнутся? — сказал Генрих Хирт, похожий на редьку своей странно вытянутой головой.
— Кто они? — спросил Шренке, беря зубочистку из маленького граненого стаканчика.
— Советы и США! Мне страшно представить это столкновение, похожее на землетрясение, от которого покачнется мир. Но если оно произойдет, на чьей стороне будет старый воин, неустрашимый Ганс фон Шренке, носитель многих орденов, гроза пустыни?
— Я думаю, что не может быть другого ответа, как тот, что мы — щит Запада и должны нести его снова против сил Востока. В моей юности кайзер Вильгельм нарисовал сам, — он был букет талантов, — картину, изображавшую желтую опасность, опасность с Востока. Там, на горизонте, сидело чудовище вроде Будды и шел вал огня и истребления. А на горе стояли все европейские страны в виде женщин со щитами, как валькирии, и впереди всех Германия, закрывая щитом Европу против новых нашествий. Так должно повториться! Посмотри, сегодня в Европе нет ни одной армии, которая имела бы свойства и силу германской. Бундесвер — единственная защита всех европейских стран, единственная! Все в страхе, все боятся — одни мы сидим в седле!..
Он засмеялся, потому что бамбуковое кресло под ним затрещало, когда он приподнялся, чтобы взять зажигалку, лежавшую на отдельной тарелочке.
Шренке отрезал ножичком кончик сигары, сложил ножичек, светлый всплеск зажигалки походил на вспыхнувшего внезапно мотылька, осветив хмурые, собравшиеся вместе седые брови.
— Я тебе скажу фантастическую вещь, и ты не отвергай ее сразу, — Генрих Хирт помолчал, ожидая, когда бесшумный слуга исчезнет, поставив на стол фрукты: — в случае этого катаклизма мы должны идти вместе с Советами…
— Я, по-видимому, стал плохо слышать, — Шренке даже вытянулся в сторону говорившего, — если можешь, повтори что ты сказал…
— Мы должны идти вместе с Советами...
— Почему? — спросил еле слышно, как будто из другой комнаты, Шренке.
— Послушай меня. Ты сам знаешь, что катастрофа, которая разразится, не будет даже походить на Европу сорок пятого года. Все будет серьезнее и масштабнее. Мы знаем новые разрушительные средства. Их силу, их действие. Все материки пострадают серьезно. Я не верю, что человечество исчезнет, или будет обречено на вымирание. Оно не исчезнет. Ведь и в Германии во время тридцатилетней войны и после волки ходили но дорогам, а чума уносила жертвы в городах, откуда бежали жители. Все было! Будет и здесь всякое! Но главное — будут руины и необходимость организовать восстановление. Если победят американцы, в этом мире будут господствовать только они. Они не пустят никакого чужестранца к этому выгодному всемирному предприятию. Тогда только американский инженер, только американский предприниматель. Но если победят Советы, какие понадобятся организаторы для восстановления разрушенного в мире? Кто отказывается и отказывался от германского специалиста? К нам обращались в первые годы Советов коммунисты из России. К нам обращаются сегодня страны Азии и Африки и все, кто хочет организовать у себя свое производство. Кто откажется тогда среди руин и растерянности от наших услуг? И мы выйдем спасти человечество, когда огонек цивилизации будет едва тлеть. Мы раздуем его…
— Но ведь коммунисты не позволят тебе заняться этим восстановлением, как и американцы.
— Нет, — воскликнул Хирт, — ты ошибаешься! Они будут просить нас, а мы, мы охотно придем им на помощь, потому что тогда мы все будем коммунистами…
— Ты бредишь, это пахнет уже юмористическим фантастическим рассказом. Чего ради мы станем коммунистами?..
— Не все ли равно, как мы будем называться, когда мы станем во главе всемирного восстановления человечества. Ты забыл, что наши предки, сражавшиеся с язычниками-римлянами ради своих богов, спокойно стали христианами и ничего не потеряли, только выиграли. Мы — лучшие организаторы, в этом ты прав, но единственный выход в случае катаклизма может быть только таким…
Шренке молча сосал сигару. Окутанный синим дымом, он сидел, напоминая Отто рангунских будд, окутанных синим тяжелым дымом толстых сигар-черутта, которыми дымили в лицо бога прелестные женщины в белых прозрачных кофточках и синих длинных юбках.
И вдруг ему стало не по себе. Наверное, это сказывалась все-таки усталость непрерывного долгого пути. Он поднялся и поклонился, когда замолчали оба старых доморощенных философа.
— Прошу прощения, но я хочу немного заняться своими чемоданами, разобрать вещи… Благодарю вас, я пойду…
— Иди, это правда, мы тут разговорились, а ты с дороги, — сказал, отнимая сигару от мокрых губ, Шренке. Хирт приветственно помахал ему большой жилистой рукой.
Он прошел к себе в комнату, помыл руки, точно хотел смыть странный, непонятный разговор двух отшельников тропического домика, потом долго разбирал вещи, развешивал костюмы, рассортировывал разные мелочи, потом, кончив со всем этим, вышел в сад и обошел дом, чтобы подышать неизвестным ему запахом какого-то сладко, удивительно тонко пахнущего дерева, в ветвях которого блестели большие, широкие, как розы, цветы.
Под деревом стояла скамейка. На ней сидел человек. Подойдя, он не сразу узнал сидевшего. Но когда сидевший поднялся, он увидел, что это У Тин-бо.
— У Тин-бо, вы хотите видеть инженеров? Они сидят на террасе.
— Я пришел сказать, что заседание завтра откладывается на после ленча, так как наши специалисты запаздывают. Самолет сделал вынужденную посадку. Вы знаете, есть старые самолеты. Они уже устали летать, — он улыбнулся, показав острые мелкие зубы.
— Мы тоже могли сесть, потому что и наш самолет имел довольно усталый вид, — сказал Отто, садясь рядом с бирманцем на скамейку. — Я хочу вас спросить вот о чем. Сегодня в джунглях вы мне рассказывали про дорогу, которую японцы строили через джунгли, но вы мне не сказали, была ли дорога построена?
— Была, — ответил У Тин-бо, и теперь у него засветились не только зубы, но и глаза.
— Вот видите, значит, дорога все же была построена!
— Конечно, вы же стояли сегодня на одном из ее участков.
— Я не понимаю вас, — сказал Отто Мюллер, чувствуя, что в этом неожиданном матче он получит какой-то странный нокаут.
— Вы стояли, — сказал тихо и медленно У Тин-бо, — в лесу на тропе, на том самом месте, где проходила дорога…
— Не может быть! — громче, чем хотел, сказал Отто Мюллер. — Что же случилось?
