Эдуард Шим - Рассказы и сказки
«Я сам, — отвечаю, — сделал. Да ещё мне земляные муравьи помогали, да ещё жуки-древоеды, да ещё дождик, ветер и солнышко».
ОРЕШНИК— Стойте, стойте! Нынче нельзя ко мне подходить близко!
Косуля, обойди меня стороной, не трогай моих веток. И вы, птицы, не садитесь ко мне — ай! — нельзя, нельзя, вы же станете жёлтыми, как цыплята…
Нынче я, Орешник, весну праздную и цвету.
На каждой ветке я развесил длинные серёжки. Хорошо, правда ведь? Если качнуть серёжку, из-под чешуек посыплется жёлтая пыльца.
Я богатый, её у меня много!
Птица заденет ветку — поднимется жёлтое облачко.
Зверь качнёт стволик — встанет жёлтая туча надо мной.
Пронесётся ветер над зарослями — жёлтым туманом лес окутает, землю запудрит, воду на речках и озёрах жёлтой плёнкой подёрнет.
А гуденье вокруг меня слышите?
Чтоб веселей был праздник, я музыкантов к себе позвал — нарядных шмелей да быстрых пчёл, блестящих мух да всякую прочую мелкоту. Пусть гудят, побренькивают, посвистывают!
За труды награжу щедро, каждого сладкой пыльцой оделю…
Кончится вешний праздник, оденусь я листьями, оброню наземь отцветшие серёжки.
А на ветках, под листьями-то, завяжутся у меня дружные орехи-тройняшечки.
Исподволь, незаметно начнут наливаться, круглеть, выглядывать из мохнатых зелёных воротничков.
Засмуглеют от солнышка, вызреют.
И тогда — милости прошу на другой мой праздник, осенний!
ЗАЧЕМ БОЛЬШАЯ ГОЛОВА?Волчонок вылез из тёмного логова, уселся посреди полянки, лапы растопырил. Жмурится.
Увидали его птицы с деревьев.
— Ой, — кричат, — какой головастый!
— Ой, смешной да нескладный!
— Зачем тебе голова большущая? Носить тяжело!
— Братцы, не мешайте головастику! Он думает!
— О чём задумался, Волчище?
Почесался Волчонок задней лапой.
— Ещё чего, — говорит. — Охота была думать.
— Братцы, — кричат птицы, — он свою голову про запас носит! Хочет всех умнее вырасти!
— Волчище, ты скоро поумнеешь?
— Когда за ум возьмёшься?
— Будет у нас в лесу мудрый Волк! Правда, лобастик!
Почесался Волчонок другой лапой.
— Подите вы, — говорит, — с вашей мудростью.
— Братцы, — кричат птицы, — а может, для красоты такая голова? Для особенной волчьей красы?
— А может, для крепости? Чем больше да толще, тем крепче?
— А может, в большой голове большой голос помещается?
— Голос-то, чай, в горле! А голова для чего?
Спорят птицы, трещат, пересмеиваются.
А Волчонок поглядел на них да как зевнё-ёт!
В полголовы пасть открылась. А в пасти — зубки беленькие, зубки, зубки. Хоть малы, да уже видно, какими вырастут.
— Понятно? — Волчонок говорит.
И пасть со стуком закрыл.
ДЯТЕЛ, СИНИЦЫ, ПИЩУХИ И ПОПОЛЗЕНЬПрилетел к берёзе пёстрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подпёрся и давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклёвывать:
— Стук-тук! Стук-тук! Стучу без рук!
С азартом колотит, весело! Берёста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился, ещё веселей стучит!
Увидали Дятла три Синички-певички, порхнули к берёзе. Спрашивают:
— Ты чего тут делаешь?
— Веселюсь! — Дятел отвечает. — Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!
— Ну, а мы тут поработаем, — синицы говорят. — Не всем же веселиться!
И взялись за дело. Дятел по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!
Увидели синиц две пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:
— Вы чего тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, а мы, синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!
— Ну и мы потрудимся, — пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.
И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!
Увидал пищух тихоня Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:
— Чего вы тут делаете?
— Да вот Дятел веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, пищухи, во всю мочь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!
— Ну, и я сил не пожалею, — Поползень говорит.
И тоже за дело взялся. Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!
Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:
— Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!
А Дятел всех насекомышей выклевал и сам улетел.
Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой осталась.
И сразу работа синиц, пищух и Поползня кончилась.
Отчего бы?
РЫСЬ, ГЛУХАРЬ, ЗАЯЦ И КОСУЛЯРысь, лесная кошка, серая в жёлтых пятнах, на ушах кисточки длинные, сидела на поваленном дереве, на солнышке грелась.
Вешнее солнышко заметно приятным теплом обдаёт. Разнежилась Рысь, медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.
Прилетел к дереву бородатый Глухарь, сел на ветку, вниз глядит насторожённо.
— Глухарь, а Глухарь, — тоненьким голоском Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Спускайся вниз, меня по шёрстке погладишь!
— Нашла дур-рака! — отвечает Глухарь. — Спущусь вниз, а от меня только пёрышки останутся. Сколько ты нашего брата, глухаря, погубила, глаза твои бесстыжие!
— Фу! — говорит Рысь. — Как, у тебя клюв поворачивается такие слова говорить! Невежа.
На другой бок повернулась, от солнышка глаза медовые щурит, мурлычет себе под нос.
Скачет по ельнику тощенький Заяц, оглядывается испуганно. Увидел Рысь — уши прижал, вот-вот стрекача задаст!
— Погоди, Заяц, — Рысь говорит. — Подойди поближе… Я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Погладь меня по шёрстке!
— Как бы не так! — отвечает Заяц. — Подойдёшь к тебе — и ноги не унесёшь! Сколько ты нашего брата, зайца, извела, глаза твои бессовестные!
— Фу, — говорит Рысь. — Бестолковый зверь какой, одни грубости на уме!
