Евгений Марысаев - Повесть о белой медведице
Кривошейка закряхтела, поднялась, протиснулась в коридор и взломала спиной каменной твердости снежный наст. Словно расплавленные потоки металла хлынули в берлогу. Медвежонок в углу зажмурился от страха. Тело его била крупная дрожь. Но медведица безбоязненно вылезла наружу и рявкнула, подзывая детёныша. Тот подполз на брюхе к выходу. Лапой она извлекла своего малыша из снежного убежища.
Медвежонок недолго жался к материнским ногам, со страхом глядя из-под лохматого брюха на огромный яркий мир, открывшийся ему со склона сопки. Сделал несколько нерешительных шажков по снегу. Лапы заскользили по зернистому, отшлифованному ветрами насту. И он с радостным визгом поехал на задушке вниз. Кривошейка заспешила следом, поймала несмышленыша лапой. Но медвежонок вырвался и вновь покатился. Медведица сердито рявкнула. Куда там! Ничто не могло оторвать медвежонка от забавы. Наказывать малыша ударом тяжелой лапы мать еще не решалась: можно ненароком зашибить его.
То там, то здесь на склонах сопок, обращенных к океану, вскрывались медвежьи берлоги. Громадные звери выводили своих детенышей на прогулку. К вечеру они непременно возвращались обратно. Вдоволь наигравшиеся, умаявшиеся малыши мгновенно засыпали. Так повторялось несколько дней подряд. Неокрепший организм должен был привыкнуть к новому образу жизни. Да и медведицам после беспрерывного пятимесячного лежания сразу пуститься в скитания было нелегко.
Однажды, когда Кривошейка собралась вывести медвежонка на очередную прогулку, снаружи раздался злобный лай, скрип снега, голоса. Лютых своих врагов – собак и людей – зверь учуял сразу. Не спастись бегством с неопытным малышом на спине, который свалится при первом же резком движении корпуса! Это Кривошейка поняла сразу. Оставить, бросить детеныша медведица не могла.
И она решила принять неравный бой. С необычайным проворством выпрыгнула наружу, рявкнула и зашипела, обнажив серый язык и мощные клыки. Людей было четверо. Один стоял поодаль и с трудом удерживал на поводках двух лохматых бесновавшихся псов-великанов. Другой, страховщик, опустился на правое колено, вскинул к плечу короткий армейский карабин. Двое, с заледеневшими бородами, в темных очках, в унтах, ушанках и бараньих полушубках, нерешительно приближались к зверю.
– Может, уйдем от греха, Игорь Валерианович? Чересчур агрессивная…
– Уйти проще всего. Что-то у нее с шеей? Искривлена коромыслом… Аверьянов! Стрелять только в случае нападения! Если сдали нервы, передай карабин Михаилу. – Понял, Игорь Валерианович. Стреляю только в случае нападения. Нервы в порядке.
Тот, кого звали Игорем Валериановичем, скинул меховые рукавицы. Они повисли на тесемках. Затем неторопливо, стараясь не делать резких движений, снял с плеча ружье. Прицелился.
– Вы ей в глаз не угодите…
– Пойди к черту! Кто ж под руку говорит!
Хлопнул выстрел. Летающий шприц впился Кривошейке в щеку. Медведица выдернула металлический шприц лапой и сделала угрожающий выпад.
– Аверьянов, не стрелять! Всем отходить назад! – приказал Игорь Валерианович.
Люди поспешно спустились по склону, зашли за обледенелую скалу. Изредка воровато выглядывали из-за укрытия, смотрели вверх.
– Все еще стоит. Шипит.
– Медвежонок вылез! Ластится к мамке…
– Залегла. Голову откинула. Готова, братцы!
– За мной! – коротко приказал Игорь Валерианович. Препарат, по своим свойствам схожий с ядом кураре, на некоторое время обездвижил Кривошейку. Она растянулась на снегу и не могла пошевелить ни головой, ни лапой. Даже веки открывала с великим трудом.
Игорь Валерианович, известный зоолог, исследователь фауны Арктики, ученый с мировым именем, унимая расходившееся от быстрого подъема сердце, первым подошел к зверям. Медвежонок с шипением бросился на него и начал кусать ноги в толстых собачьих унтах.
– Боевой, чертенок! – одобрительно сказал ученый, развернул заранее приготовленный пустой рюкзак, поймал маленького храбреца за холку и на время засунул его туда – чтобы не мешал. – За работу, товарищи.
Люди быстро произвели мечение Кривошейки. К ушам прикрепили пронумерованные сережки из нержавеющей стали; на огузке стойкой красной краской вывели номер: 141.
– Приходит в себя, Игорь Валерианович. Поосторожнее.
– Да, да, заканчиваю… Теперь посмотрим, мадам, что у вас с шеей… М-мда, ясно. Так я и думал. Виноват не клык моржа – виновато всеядное, весьма опасное для фауны Земли двуногое существо. Гомо сапиенс – человек разумный. Пулевое, глубоко проникающее ранение. Теперь мне понятно, почему ты, голубушка, была так агрессивна с нами…
Через полчаса препарат прекратил обездвижущее действие, и медведица поднялась. Вдосталь навизжавшийся и охрипший в рюкзаке медвежонок был освобожден, жался к материнской ноге.
Люди и собаки ушли, не причинив зверям вреда.
Но медведица не поверила в это. Она не могла верить людям и собакам, потому что очень много горя они внесли в ее жизнь. Кривошейка посадила детеныша на свою спину, поспешно покинула берлогу и остров Врангеля. Звери ушли в паковые льды, забившие пролив Лонга.
В полночь над островом Врангеля разыгралось необычайно яркое северное сияние. Гигантские цветастые змеи в неистовом яростном поединке носились в вышине друг за другом, ударялись, сплетались телами, ежеминутно меняя пронзительную окраску. На заснеженные склоны Дрем-Хеда, на паковые льды словно выбросились тысячные косяки шевелящихся, бьющихся в агонии разноцветных диковинных рыбин. Небесный огонь был столь ярок, что отблески играли даже на обтянутой прокопченными оленьими шкурами яранге. Взлаивали, выли лохматые ездовые псы, привязанные за нарту с закрепленным остолом.
В яранге четверо – работники биологической экспедиции из Московского института эволюционной морфологии и экологии животных АН СССР; один доктор и три кандидата биологических наук. На острове Врангеля они безвыездно полгода ведут наблюдения, изучают жизнь белого медведя.
Два жирника (фитиль, плавающий в растопленном жире моржа) освещали чистым, ярким пламенем теплейшие собачьи спальники, груды рюкзаков, карабины и ружья, раскаленную железную «буржуйку» на земельной разделке с выводом через крышу. В «буржуйке» потрескивал уголь. Ученым не спалось. Северное сияние нездорово действует на непривычную к Арктике психику городского человека. Игорь Валерианович в тренировочном костюме лежал на спальнике, читал английскую брошюру об арктических животных. Изредка он чертыхался и делал энергичные карандашные пометки на полях.
