Юрий Куранов - Избранное
По озеру, по его огненной глади, течет вдали еле видная, казалось бы, черная, но совершенно зеленая в этот вечер и на этом огнище лодка. Тончайшим зеленым лезвием разламывает она гладь. И где-то он здесь, этот тучный, крепкий на вид мужчина с добродушным толстым лицом и с глазами, налитыми медлительной глубиной мудрости и простодушия.
Такая над водою тишина и рассеянный влажный свет заката, что явственно чудится, кто-то зажег среди берегов прямо в чуткости воздуха свечу. И свеча шелестит, чуть-чуть трепещет и дышит нам в лицо.
И какая-то странная поступь седого худощавого поэта в черном сюртуке, в очках там, на песчаной дороге, под соснами крутой и вязкой высоты. Он шагает с тростью, он слышит где-то запах дождя и отзвук пианино. Он ровными и длинными веками полуприкрыл печальный и тревожный взгляд.
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,
о, как ты бьешься на пороге
как бы двойного бытия…
«Двойного бытия» на грани дня и ночи, когда лодка уже скрылась за островом. И старческие шаги Федора Тютчева еще звучат в аллее на песчаной дороге. И зеленого воска вечерние свечи горят над водой.
Лице свое скрывает день;
Поля покрыла влажна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна, звезд полна…
Я десять лет назад пришел на эти берега. Тогда я повстречал здесь делового, влюбленного в Глубокое и яркого в своей цельности человека — Владимира Андреевича Масленникова. Случилось это так. Областной комитет комсомола организовал для авторов молодежной газеты поездку по области, с севера до Великих Лук. И в Опочке нам, журналистам и писателям, предложили заглянуть в Глубокое, место само по себе великолепное, где живет удивительный человек, директор школы Масленников. Вот в этой школе мы и выступали. После выступления Владимир Андреевич провел нас по всему поселку, в бывший графский парк, на братскую могилу павших при освобождении Глубокого солдат и партизан, а потом пригласил нас, человек десять, к себе на застолье. Мы долго сидели за столом, собранным женою Масленникова, учительницей Антониной Павловной, и его матерью, тоже в прошлом педагогом, Татьяной Александровной. Дочери Масленникова тогда учились в Пскове. Теперь Люда и Люба давно уже учительствуют сами, у них подрастают дети, которые тоже, может быть, станут учителями. Как помнят Масленникова здесь и в Опочке! Вот на таких людях держится наша деревня, такими людьми нужно дорожить как зеницею ока. Иногда я спрашиваю себя: а что, если бы нас в Глубоком встретил тогда не Масленников, а, к примеру, Бурунов? Да Бурунов и встречать не стал бы. Тогда вряд ли бы я приехал сюда во второй и в третий раз. И книги этой наверняка не было бы.
…Отговорила роща золотая
березовым веселым языком…
Нет. Еще не отговорила. Еще говорит. Еще разносит ветер, золотой ветер осени, во все пределы ее золотые слова. Пятый год в нашу школу приходят в первый класс по три, по четыре ученика. В огромном каменном здании на горе становится пустынно. Первосентябрьские линейки все малочисленней. В совхозе пока справляются с заданиями, но недалеко время, когда машин будет больше, чем людей. А машины идут к нам да идут. После каждой публикации, после каждого выступления по Всесоюзному радио в контору совхоза приходят письма, люди просятся приехать. Но где для них взять жилье?
Полтора года назад я поехал к министру сельского хозяйства РСФСР Леониду Яковлевичу Флорентьеву и обрисовал ситуацию в Глубоком. «Посоветуй своему директору, — сказал министр, — пусть обратится ко мне с письмом». С письмом обратились. Не прошло и месяца, как из министерства пришло уведомление, что глубоковскому совхозу выделены средства на 1979 год для проектирования котельной, очистных сооружений и ста пятидесяти квартир в современном варианте. Началась упорная борьба за эти стройки. Я никогда не думал, что у такого очевидного своей необходимостью дела, недвусмысленно поддержанного Москвой и высшими областными инстанциями, так много может быть недоброжелателей. Правда, в Пскове мне сказали: «Вы, Юрий Николаевич, сделали благородное дело, теперь устранитесь, пусть оно идет своим ходом». Своим ходом — легко сказать.
Недавно мне позвонил Макаров и сообщил, что они с директором едут в Псков «выбивать» строительство и приглашают меня поехать с ними. Они считают, что мое участие желательно. Это была удивительная поездка. За день где мы только не побывали! Везде мы видели огромные строгие кабинеты, во всех кабинетах стояли переходящие знамена. Во всех коридорах висели доски Почета, эти доски были заполнены. Но когда разговор принимал конкретный оборот, выяснялось, что почти никого нет на месте, что никто почти ничего не знает, что почти никто не имеет полномочий решить вопрос и что ни у кого нет возможности не на словах, а на деле пойти нам навстречу. О, как мне жаль было Алексеева и Макарова…
Мне сразу же стало ясно, что без присутствия литератора, который собирается писать в центральные газеты, с Макаровым и Алексеевым просто не стали бы разговаривать. А ведь это серьезные, очень ответственные и уважаемые люди. И теперь руководители учреждений, в которых мы побывали, сидя за столом и ведя оправдательную и пояснительную беседу, в один голос жаловались на нехватку рабочих рук. Но…
Год назад с таким же визитом мы побывали в одном учреждении с длиннейшим названием Севзапгипросельстрой. Директор этого проектного института товарищ Салкин жаловался нам как раз на то же самое: нет работников, мало мест рабочих, нужно строить новое помещение. Но пока мы пробирались к товарищу Салкину в кабинет, я заметил, что треть столов в отделах пустует. И я спросил, что делают сейчас люди, которых нет на своих рабочих местах. Долго и путано мне Салкин объяснял. А я-то знал, где эти люди, уже не первый год я салкинских работников встречаю то в соседнем книжном магазине, то в ателье… Это сколько же еще нужно строить Салкину и его коллегам помещений, чтобы им удобнее было в рабочее время заниматься своими личными делами?.. И пусть никто не сомневается, что факт, о котором я сейчас говорю, являет собою невидимый и тщательно маскируемый тормоз для наших самых значительных и неотложных дел.
С особенной надеждой ехали мы к директору объединенной дирекции Псковсельхозстроя Алексею Николаевичу Грошеву. Оказалось, что Грошев в отпуске. Но вскоре он приехал и принял нас. Разговор закончился тем, что Грошев, ничего не дав нам, посоветовал в гигантских масштабах, вместо планового строительства, расширять строительство так называемым хозспособом. Грошев, кстати, упрекнул Григория Ивановича Гецентова именно в том, что тот от хозспособа полностью отказался. И правильно сделал. Что такое хозспособ? Это прежде всего строительство допотопными методами, это строительство временных допотопных жилых сооружений, строить хозспособом — это значит иметь дело с шабашниками, нарушать общепринятые нормы, а иногда и законы, это значит разваливать в хозяйстве своими же руками трудовую дисциплину.
