Гита Баннерджи - Мой друг Бобби
— Бобби-и-и! — позвала я.
Бобби, не вставая, обратил ко мне свои красные глазки. Потом снова опустил голову на лапы и тяжело задышал. Его донимала жара. Такое знойное лето, а Бобби в шубе!
Я побаивалась сразу подходить к Бобби, потому что он вздрагивал и от неожиданности мог укусить. Я его окликала издалека, а уже потом потихоньку приближалась. Тогда Бобби вёл себя спокойно и не рычал.
Сегодня я решила повести Бобби на прогулку и познакомить его с другими обитателями нашего двора. Утёнок, которого высидела наседка Дхуни, уже вырос, а цыплята пропали: двух цыплят унёс коршун, а двух съела кошка, не из наших кошек, конечно. Наши кошки никого в нашем дворе не трогают, хотя кто их знает, чем они занимаются по чужим дворам.
Вот так бедная Дхуни осталась с одним только утёнком. Завидев Бобби, Дхуни раскудахталась, забрала утёнка под крыло и угрожающе взъерошила перья на шее.
Багха со своей собачьей командой расположился под крыльцом. Собаки повскакали и залились лаем.
— Уймись, Багха! — потребовала я.
Собаки долго не могли угомониться, но потом разошлись кто куда.
Я повела Бобби дальше, размышляя над тем, как всё-таки трудно научить разных животных жить вместе.
Мы приблизились к клетке Рупи, которая сразу затараторила по-обезьяньи. По тону и гримасам можно было догадаться, что Рупи говорит обидные для Бобби вещи. Но Бобби не зря родился медведем, существом высшего порядка. Он прижался носом к клетке, начал похлопывать по ней передними лапами и всячески показывать, как забавляет его обезьянка.
Я увлеклась и не заметила, что Бобби возбуждён прогулкой. Он приплясывал перед клеткой, а когда я потянула его за ошейник, Бобби извернулся и тяпнул меня за руку. Хорошо хоть, кожу не прокусил и остался только синяк от его зубов. Я сразу осмотрелась, не увидел ли кто-нибудь, но, на счастье, никого поблизости не было.
Прибежали Миа и Тин Тат. Тин Тат предложил:
— Полезем в сад к Сунги́ну? Там полно спелых вишен!
Миа всего шесть лет, но она способная девочка и может не хуже нас влезть на любое дерево и слезть с него. Она тоже стала приставать:
— Ну пойдём, Мини, ну пойдём! Ты же пойдёшь, да? Скажи, что пойдёшь!
Ну что тут делать? Воскресенье — значит, Джамаи-бабу целый день дома. Я не могу оставить Бобби, его же надо воспитывать! Эти двое ещё маленькие, у них ни забот, ни ответственности, они могут целыми днями прыгать и скакать.
— Что в этих вишнях хорошего? — сказала я безразличным голосом. — Завтра забегу в сад, если время будет.
— Завтра вишен не будет, — сообщил Тин Тат. — К ним уже подбирается этот бенгальский мальчишка Ба́блу.
Действительно проблема. Пока я раздумывала, Бобби всё тянул меня в сторону. При виде щенят Рини и Кини он захотел подойти к ним. Те, вроде бы, не возражали.
Джеку и его семейству была отведена просторная конура у восточной стенки двора. Джек играл со щенками, катал теннисный мячик. Джилл лежала с закрытыми глазами, хотя явно не спала, а притворялась.
Какой шум подняла семейка при виде нас с Бобби! И больше всех старались Рини и Кини! Я не могла понять, приветствуют нас собаки или дают понять, что Бобби не подходящая компания? «Наверное, приветствуют», — подумала я. Раз Бобби уже целый день живёт у нас, умные собаки хотят показать медвежонку, что его принимают в семью. Но познакомила я Бобби с семьёй Джека издали — на всякий случай, мало ли что…
Миа я сказала:
— В сад полезем после обеда, когда Бина ляжет отдыхать. Только чтоб не долго. Завтра ко мне придёт учитель, а самое главное, мне нужно воспитывать Бобби.
Пока что мы отправились к кроликам. Я заглянула в клетку. Туннель, который копали Було и Була был завален, но рядом виднелось отверстие нового. Я вспомнила, как Судхир говорил, что навалил камней на кроличий подкоп, но, оказывается, кролики не сдались. Сейчас они вовсю трудились и рыли новый ход.
Бобби утомился от прогулки. Он плюхнулся под манговое дерево и громко задышал. Я догадалась, что ему хочется пить. К стене нашего дома была пристроена лестница, а под ней примостился чулан, где держали про запас воду в больших чанах.
Один чан был полон до краёв, и вода играла под солнечными лучами. Бобби ухитрился разглядеть воду и, ловко подпрыгнув, нырнул в чан. Я охнуть не успела, как Бобби заплескался в чане, а морда его так и светилась счастливой улыбкой.
Нужно видеть Бобби, чтобы понять всю прелесть его улыбки. Вообще, ведь не все знают, что медведи улыбаются. Иные думают, будто медведи существа мрачные, угрюмые и неулыбчивые. Неправда. Уж если кто улыбается, так это медведи. По медвежьей морде сразу видно, когда медведь доволен или когда ему смешно.
Бобби купался добрых полчаса и ни за что не хотел вылезать из воды. Я его насилу вытащила. И как же он переменился! Стал ласковым, послушным, перестал сердито вращать глазами. Я спросила:
— Ну что, толстячок, теперь не жарко?
Хотите — верьте, не хотите — не надо, только Бобби кивнул в ответ.
Миа тоже видела. Она захлопала в ладоши, запрыгала и радостно закричала:
— Ой, как здорово! Бобби по-бенгальски научился!
Мне ужасно хотелось показать Бине и Джамаи-бабу, как бирманский медведь справляется с бенгальским языком. Но я раздумала и решила вначале хорошенько позаниматься с Бобби, а потом пускай он их всех удивит. Я решила, что буду Бобби каждый день купать и подкармливать вкусненьким. Тогда он быстро выучит бенгальский. Семьдесят миллионов человек говорит по-бенгальски, чем же Бобби-то хуже?!
Мы привязали Бобби и побежали втроём на кухню за фруктами или сладким. Урмила сидела в холодке перед кухонной дверью и наслаждалась свежезаваренным чаем, уверенная, что её никто не видит. Я подкралась и громко спросила:
— Как чаёк?
Урмила чуть не выронила чашку. Бина знала неумеренную страсть Урмилы к чаю и посмеивалась над старухой. Но чай был единственной слабостью Урмилы, и она вообще-то не обращала внимания на наши шутки по этому поводу.
Но в этот раз Урмила рассердилась.
— Беги, ябедничай своей Бине! — закричала она.
Тут она увидела, что я не одна: и Миа, и Тин Тат, и даже Судхир, который неизвестно откуда взялся, — все здесь и все хохочут. Урмила разобиделась всерьёз.
— Над старухой смеётесь, а не знаете, что старым людям приходится часто есть. Понемногу, но часто. А я вот чай пью. Что тут такого? Чего хохочете?
Настала минута задобрить Урмилу, и я сказала:
— Не сердись, тётя Урмила, пей себе чай на здоровье, а нам дай немножко фруктов для Бобби! Можно и овощей тоже…
Фруктов Урмила не дала, но, всё ещё ворча, насыпала мне в подол гороха, положила несколько помидоров и огурец.
