Георгий Скребицкий - Весенняя песня
Непоседа синица только крылышками разводила от удивления: «Ну и чудеса!» Она рассказала о замечательной птичке всем своим лесным приятелям: щеглам, королькам, пищухам.
Все прилетали подивиться на это зрелище. И действительно, было на что поглядеть: сучьи и ветви ёлки покрывал снег, на концах ветвей висели ледяные сосульки. И вот под этим покровом помещалось уютное гнёздышко. А из него, словно весной, выглядывали задорные головки птенцов. Все они, несмотря на мороз, чувствовали себя превосходно и широко открывали рты, когда отец или мать приносили им хвойные семена.
— Им ни червячков, ни мошек не надо! — поражались птицы и улетали прочь от гнезда, чтобы разнести дальше по лесу занятную новость.
Прошла ещё неделя, другая. Малыши оперились. Настала пора вылетать из гнезда.
И что это выдался за денёк! Первый весенний день.
С утра уже выглянуло солнце. Теперь оно совсем не походило на начищенный медный таз. Оно выплыло из-за верхушек деревьев золотисто-розовое и осветило весь лес тёплым весенним светом.
А зима всё ещё не уступала: всю землю по-прежнему укрывал белый, холодный снег и по-прежнему на концах ветвей висели ледяные сосульки.
Но вот они засверкали особенно ярко, и с кончика каждой из них упала на снег первая тёплая капля.
Лесная капель. Весеннее утро в лесу. Что может быть краше и радостнее этого зрелища!
Синица звонко запела привет весне. Забарабанил о сухое дерево клювом лесной барабанщик — дятел. Тоненьким голоском залилась пищуха. А на старой ёлке пять подросших птенцов робко перелетали с ветки на ветку. Это были закалённые малыши. Они родились в суровую зимнюю стужу, но зато первыми встречали приход весны.
И клесты-родители суетились тут же, возле детей. Они тоже перепархивали с ветки на ветку, радостно переговариваясь между собой. Да и как же им было не радоваться, когда все ненастья, все бури остались уже позади!
Птички растили птенцов в лютый мороз, согревали их собственным телом, кормили той же скудной едой, которой питались сами. И вот, как будто в награду за все труды, пришли, наконец, весенние тёплые дни.
Самый упрямый
Это случилось в середине апреля. Рано утром проснулось солнышко, отдёрнуло лёгкую кисею облаков и взглянуло на землю. А там за ночь зима да мороз свои порядки понавели: свежим снегом равнины, холмы укрыли, а в лесу на сучьях деревьев развесили гирляндами ледяные сосульки.
Ребятишки последнему снегу радуются, смеются, шалят, в снежки играют.
Поглядело солнышко на эти проказы зимы и говорит: «Ну, погоди, теперь-то с тобой я живо управлюсь!» Да как начало землю пригревать, сразу и снег и лёд растопило.
Вот в лесу по ложбинке побежал весёлый говорливый ручеёк, побежал и запел свою звонкую песенку:
Я лежал в лесу и в поле
Белоснежной пеленой.
Не сидится детям в школе,
Прибегут играть со мной.
Я в мороз висел сосулькой.
Был колючий, как кинжал,
А теперь запел, забулькал,
По ложбинкам побежал.
Вдруг на своём пути ручеёк заметил под корнями старой берёзы глубокую норку. «Дай-ка я загляну в неё», — решил ручеёк и тихонько зажурчал, пробираясь между корнями.
А в глубине этой норки сладко спал, свернувшись в клубок, сердитый колючий ёжик. Он ещё с осени разыскал это укромное местечко между корнями, натаскал туда моху, опавших листьев, закутался в них да и заснул на всю зиму.
Он бы, наверное, ещё поспал недельку-другую, да только не удалось: холодный ручеёк забрался в его тёплую сухую постель, сразу разбудил ежа.
— Это ещё что за безобразие, кто меня будит, поспать не даёт?! — сердито заворчал ёж.
Но ручеёк его вовсе не испугался, ведь ёжик никак не мог уколоть его острыми колючками. Поэтому ручеёк так же весело продолжал петь озорную песенку:
Заглянул в лесные хатки,
В заповедный уголок.
Кто играл с зимою в прятки.
Полно прятаться, дружок.
Просыпайся поскорее,
Вылезай на вольный свет.
Солнце греет горячее,
Злой зимы расстаял след.
— Ох, какой ты несносный, — продолжал ворчать ёжик. — Бр-ррр, какой ты мокрый, холодный! — И ёж поскорее выбрался на волю из своего зимнего убежища.
А в это время в лесу уже хозяйничала весна. Вместе с солнышком они прогнали на север злую зиму и убирали лес по-новому, по-весеннему. Всюду темнела влажная оттаявшая земля. А на открытых полянках, на самом припёке, даже начинала зеленеть первая молодая травка.
По кустам и деревьям распевали птицы: зяблики, дрозды, скворцы… И свежий ветерок разносил по лесу тончайшие весенние запахи. Пахло согретой землёй, набухшими древесными почками и свежей едва появившейся зеленью.
Ёжик выбрался на лесную поляну, почесал лапкой один бок, потом другой, стряхнул с себя приставшие за зиму сухие листья и с удивлением огляделся по сторонам.
— Ничего не пойму, — проворчал он. — Вчера, когда я ложился спать, лес был совсем не такой; на земле лежали опавшие листья, трава была серой, засохшей. И небо совсем другим, всё в низких, дождливых тучах. А теперь — солнышко светит, птицы поют, трава зеленеет. Чудеса, да и только! Наверное, я со вчерашнего дня хорошо поспал.
— Да, ты поспал на славу! — рассмеялась, спрыгнув с ближайшей сосны, весёлая белка.
Но ёж и её не сразу узнал: какая-то на ней была странная, будто изорванная одёжка, вся в разных заплатах — то ли серая, то ли рыженькая.
— Что это ты сегодня как плохо оделась? — спросил он белку. — Всё лето была такая гладенькая, рыженькая, а теперь будто кто тебя пощипал. Уж не побывала ли в зубах у лисицы или в когтях у ястреба?
— Нет, — весело отвечала белка. — Это я линяю, хочу поскорее сменить зимнюю серую шубку на летнюю рыженькую одёжку. В такой одёжке ты меня раньше и видел. Она попрохладнее зимней.
— А зачем же ты в тёплую шубку переодевалась? — не понял ёж.
— Как зачем? — удивилась белка. — Да в летней одёжке зимой замёрзнешь. Ты даже не знаешь, как зимой бывает холодно, когда начнутся морозы, метели и всю землю укроет глубокий снег. Б-рр, как тогда плохо в лесу.
— Зима, снег!.. — улыбнулся ёжик. — Ну чего ты только, врунишка, не выдумаешь. Ничего подобного я не видывал. Это тебе всё, верно, приснилось.
— Ах ты глупый, — всплеснула лапками белка. — Вы только, друзья, послушайте, что он говорит: зима мне приснилась! Да она не мне, а тебе, лентяю, присниться могла. Ты же с осени до самой весны в норе проспал.