Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев
Поэзия индейцев, если это слово вообще уместно, — язык их чувств, выражение их страстей. Когда что-нибудь приводит индейцев в возбужденное состояние, обычная беседа их не удовлетворяет и их эмоции выливаются в песню или стих; и в этом смысле можно говорить, что у индейцев много поэтов и стихов. Любая эмоция требует своего особого способа выражения, лишенного, правда, размера и ритма стихов, отточенной и искусной формы, гармонично сочетающихся строф; но модуляциями голоса создается то, что мы назвали бы песней. Молитвы и хвалу высшим силам при культовых обрядах и праздниках индейцы не читают, а поют. В минуты отчаяния и крайней нужды, когда индейцам грозит голодная смерть или еще более страшная гибель, они выражают свои эмоции, мольбы, надежду на спасение, жажду жизни и готовность умереть в размерном и монотонном напеве. Чужеземец улавливает в нем преимущественно частое повторение одного и того же слова. Но передать свои мысли музыкой и стихом, пусть примитивным, индейцы пытаются не только в минуты тяжелых жизненных испытаний. Они прибегают к этому средству выражения эмоций, чтобы воспеть разочарования и радости любви, горе, надежду и даже опьянение. В состоянии опьянения, в котором индейцы бывают, к сожалению, слишком часто, мужчины и особенно женщины могут целую ночь напролет распевать свои монотонные жалобные песни, в которых сетуют на смерть друзей или другие печальные события. Когда эти песни доносятся из темноты и расстояние скрадывает неприглядный вид подвыпивших индейцев, а их высокие от природы голоса звучат мягко и чисто, невольно начинаешь восхищаться их импровизациями. У индейцев нередко бывают красивые голоса, а безыскусственно нанизываемые ими на мотив слова выражают искреннее горе. Частое исполнение индейцами грустных песен и потоки слез, которые они обычно при этом проливают, создает впечатление, что живется им гораздо хуже, чем другим народам, или что алкоголь оказывает на них какое-то особенное воздействие. Мне кажется, что в трезвом состоянии индейцы, точно так же как и мы, носят маску равнодушия. Знатокам их жизни хорошо известно, что они всегда стремятся скрыть свои самые сильные чувства под личиной спокойствия. Тем не менее даже самый ярый поклонник индейцев не назовет подобные взрывы импровизации, и особенно пьяные вопли и бормотание, проявлением поэтического чувства. Если у индейцев и есть поэзия, то ее нужно искать в их традиционных песнях, которые передаются от отца к сыну или от одного человека к другому. К таким проявлениям поэтических чувств относятся ритуальные песнопения, заклинания целебной и охотничьей магии. Некоторые из них, несомненно, очень древнего происхождения, хотя я и не могу признать их поэтическими произведениями. Как ораторское искусство, так и поэтическое творчество индейцев нуждается в особом переводчике, который не побоялся бы передать не только содержание, но и форму произведения. Приведем перевод индейских песен.
Примечания
Note1
высшей силы. — Ред.
Note2
Там на берегу нашли мы обработанную землю и несколько хижин, покинутых поселенцами из опасения диких. Отец мой исправил хижины и окружил их забором. Это было весною. Он занялся хлебопашеством. Дней десять спустя по своем прибытии на место он сказал нам, что лошади его беспокоятся, чуя близость индийцев, которые, вероятно, рыщут по лесу. «Джон, — прибавил он, обращаясь ко мне, — ты сегодня сиди дома».
Note3
Вероятно, я упал в обморок, потому что не закричал. Наконец я очнулся под высоким деревом. Старика не было. Я находился между молодым человеком и другим индийцем, широкоплечим и малорослым. Вероятно, я его чем-нибудь да рассердил, потому что он потащил меня в сторону, схватил свой томагаук (дубину) и знаками велел мне глядеть вверх. Я понял, что он мне приказывал в последний раз взглянуть на небо, потому что готовился меня убить. Я повиновался; но молодой индиец, похитивший меня, удержал удар, взнесенный над моей головой. Оба заспорили с живостию. Покровитель мой закричал. Несколько голосов ему отвечало. Старик и четыре другие индийца прибежали поспешно.
Note4
Старый вождь, казалось, строго говорил тому, кто угрожал мне смертию. Потом он и молодой человек взяли меня, каждый за руку, и потащили опять. Между тем ужасный индиец шел за нами. Я замедлял их отступление, и заметно было, что они боялись быть настигнуты.
Note5
С той поры стали со мной обходиться с уважением
Note6
виверра цибетовая (Castor zibethicus). — Ред.
Note7
Портидж-ла-Прейри
Note8
Дичь становилась редка; толпа наша (отряд охотников с женами и детьми) голодала. Предводитель наш
Note9
советовал перенести табор на другое место. Накануне назначенного дня для походу мать моя долго говорила о наших неудачах и об ужасной скудости, нас постигшей. Я лег спать
Note10
Вошел в шалаш моей матери. Старуха сказала мне: «Сын мой, вынь из котла кусок бобрового мяса, которое мне дали сегодня; да оставь половину брату, который с охоты еще не воротился и сегодня ничего не ел… „ Я съел свой кусок и, видя, что старуха одна, подошел к ней и сказал ей на ухо: „Мать! я убил медведя!“ — Что ты говоришь? — „Я убил медведя!“ — Точно ли он убит? — «Точно“. — Она несколько времени глядела на меня неподвижно; потом обняла меня с нежностию и долго ласкала.
Note11
Пошли за убитым медведем; и как это был еще первый, то, по обычаю индийцев, его изжарили цельного, и все охотники приглашены были съесть его вместе с нами.
Note12
Гранд-Портидж
Note13
мешочка с талисманами
Note14
река Элк
Note15
то есть десять палаток
Note16
Торг наш кончился. Старуха подарила купцу десять прекрасных бобровых мехов. В замену подарка обыкновенно получала она одно платье, серебряные украшения, знаки ее владычества, и бочку рому. Когда купец послал за нею, чтоб вручить свой подарок, она так была пьяна, что не могла держаться на ногах. Я явился вместо ее и был немножко навеселе; нарядился в ее платье, надел на себя и серебряные украшения'; потом, взвалив бочку на плечи, принес ее в хижину. Тут я поставил бочку наземь и прошиб дно обухом. «Я не из тех начальников, — сказал я, — которые тянут ром из дырочки: пей кто хочет и сколько хочет!»
