Джеймс Купер - Последний из могикан
Разгоревшееся лицо разведчика, гневный взгляд, выпрямившаяся во весь рост фигура — все это вызвало чувство благоговейного страха у всех слушавших его. Делавары затаили дыхание в ожидании; но Магуа, хотя и не верил в снисхождение врага, продолжал стоять, словно прикованный к месту, среди окружавшей его толпы.
— Попади туда, — повторил молодой делавар, стоявший рядом с разведчиком.
— «Попади туда»! Дурак! Куда? — крикнул Соколиный Глаз, продолжая гневно размахивать ружьем над головой.
— Если белый человек — тот воин, за которого он выдает себя, — проговорил престарелый вождь, — пусть он попадет ближе к цели.
Разведчик громко расхохотался, потом перебросил ружье в вытянутую левую руку; раздался выстрел — по-видимому, вследствие сотрясения, — и в воздух взлетели осколки сосуда и рассыпались во все стороны. Почти в то же время раздался звук падения ружья, с презрением брошенного на землю разведчиком.
В первую минуту присутствующие были восхищены и изумлены. Затем в толпе пронесся тихий, все усиливающийся шепот. Некоторые открыто выражали свой восторг перед такой несравненной ловкостью, но большинство были склонны думать, что ловкий выстрел — простая случайность. Хейворд поддержал мнение, которое было ему на руку.
— Это простая случайность! — крикнул он. — Нельзя стрелять не прицелясь!
— Случайность! — повторил взволнованный житель лесов, не обращая внимания на знаки, украдкой подаваемые ему Хейвордом, который молил, чтобы он не открывал обмана. — Что же, и тот лжец-гурон считает это случайностью? Дайте ему ружье, поставьте нас лицом к лицу прямо без всяких уверток, и пусть провидение и наши собственные глаза решат спор.
— Вполне ясно, что гурон — лгун, — хладнокровно возразил Хейворд. — Вы же сами слышали, что он назвал вас Длинным Карабином.
Невозможно сказать, какие доводы привел бы упрямый Соколиный Глаз, чтобы удостоверить свою личность, если бы снова не вмешался старый делавар.
— Сокол, спускающийся с облаков, может вернуться, когда пожелает, — сказал он. — Отдайте им ружья.
На этот раз разведчик жадно схватил ружье; Магуа, ревниво следивший за каждым движением стрелка, не видел уже причин для опасения.
— Ну, докажем теперь перед лицом всего этого племени делаваров, кто из нас лучший стрелок! — крикнул разведчик, ударяя по дулу ружья пальцем, который столько раз спускал роковой курок. — Видите, майор, бутыль из тыквы, что висит вон на том дереве? Если вы стрелок, годный для пограничной службы, то вы пробьете ее.
Дункан взглянул на указанный ему предмет и приготовился к новому испытанию. Это был маленький сосуд из тыквы, какие постоянно употребляются индейцами. Он свешивался на кожаном ремне с высохшей ветки небольшой сосны в сотне ярдов от спорящих. Как уже было сказано, Дункан был неплохим стрелком, а теперь он решил приложить все старания, чтобы показать себя в полном блеске. Едва ли он проявил больше осмотрительности и точности при прицеле, если бы от результата этого выстрела зависела его жизнь. Он выстрелил: три-четыре индейца бросились к дереву, на котором висела тыква, и громкими криками объявили, что пуля попала в дерево совсем близко от цели. Воины приветствовали это известие одобрительными возгласами и вопросительно взглянули на соперника молодого офицера.
— Недурно для королевского гвардейца! — сказал Соколиный Глаз, смеясь своим беззвучным задушевным смехом. — Но если бы мое ружье часто позволяло себе подобные уклонения от настоящей цели, то много куниц, мех которых пошел на дамские муфты, гуляло бы в лесах и не один лютый минг, отправившийся за окончательным расчетом на тот свет, выкидывал бы еще и теперь свои дьявольские шутки! Надеюсь, что у женщины, которой принадлежит эта тыква, есть еще много таких в запасе в вигваме, потому что этой уже не суждено больше хранить воду!
Соколиный Глаз, говоря эти слова, насыпал пороху на полку и взвел курок. Окончив свою речь, он отставил ногу и стал медленно поднимать дуло от земли ровным, плавным движением.
Когда дуло оказалось на одном уровне с глазом, разведчик остановил его на мгновение и стал недвижим, словно человек и ружье были изваяны из камня. Сверкнуло яркое, блестящее пламя. Молодые индейцы бросились вперед, но по их тревожным поискам и разочарованным взглядам ясно было видно, что они не нашли никаких следов пули.
— Ступай, — сказал старый вождь разведчику тоном, полным отвращения, — ты волк в собачьей шкуре! Я поговорю с Длинным Карабином ингизов.
— Ах! Будь у меня в руках то ружье, которое дало мне прозвище, я обязался бы прострелить ремень и уронить тыкву, не разбивая ее, — заметил, нисколько не смущаясь, Соколиный Глаз. — Дураки, если вы хотите найти пулю искусного стрелка здешних лесов! Вы должны искать ее в самом предмете, а не вокруг него.
Индейские юноши сразу поняли смысл его слов — на этот раз он говорил на делаварском языке, — сняли тыкву с дерева и высоко подняли ее кверху с восторженными криками, показав толпе дырку в дне сосуда; пуля, войдя в горлышко сосуда, вышла с противоположной его стороны. При этом неожиданном зрелище громкие крики восторга вылетели из уст воинов. Этот выстрел разрешил вопрос и подтвердил молву о меткости Соколиного Глаза. Любопытные восхищенные взоры, только что обратившиеся было на Хейворда, устремились теперь на крепкую фигуру разведчика. Когда несколько стихло внезапное шумное возбуждение, старый вождь снова принялся за расспросы.
— Зачем ты хотел заткнуть мне уши? — обратился он к Дункану. — Разве делавары так глупы, что не сумеют отличить молодого барса от кошки?
— Они еще поймут, какая лживая птица — гурон, — сказал Дункан, стараясь подделаться под образный язык туземцев.
— Хорошо, мы узнаем, кто заставляет людей закрыть уши. Брат, — прибавил вождь, обращая свой взор на гурона, — делавары слушают.
Призванный этими прямыми словами объяснить свои намерения, гурон встал со своего места. С решительным, величественным видом он вошел в самый центр круга, остановился перед пленниками в позе оратора и приготовился говорить. Но, прежде чем открыть рот, он обвел взглядом круг напряженных лиц, как бы обдумывая выражения, соответствующие пониманию его слушателей. Он бросил на разведчика взгляд, полный враждебности, смешанной с уважением; на Дункана взглянул с чувством непримиримой ненависти; еле удостоил заметить дрожавшую фигуру Алисы; но, когда взор его упал на непреклонную, властную и в то же время красивую фигуру Коры, он остановился на ней с выражением, определить которое было бы очень трудно. Потом, полный своих темных замыслов, он заговорил на языке, употребляемом в Канаде, так как знал, что он понятен для большинства его слушателей.
