Кёрк Монро - Перо фламинго
Больше всего удивился Ренэ при виде овощей; когда он спросил своего друга, что это такое, тот засмеялся.
— Неужели ты не узнал своей тезки, Та-ла-ло-ко? Это почки молодой пальмы. Нам, индейцам, они заменяют хлеб, когда у нас нет ни а-чи (маиса), ни кунтикатки.
Действительно, это были нежные листики и почки молодой пальмы, а на вкус они напоминали жареные каштаны.
Ренэ не хватало только соли для рыбы и яиц. Он сбегал к речонке и нашел крошки соли в раковине, из которой испарилась вода. Затем оба мальчика, смеясь и болтая, принялись за еду, и Ренэ уверял, что он никогда еще не ел такого вкусного завтрака.
Так как не нужно было мыть посуду, то сейчас же после завтрака они продолжили путь. До полудня плыли они среди однообразных солончаков, потом пересекли широкую лагуну и вошли в устье темной реки, струившейся с запада. Два дня поднимались они по этой реке, которая становилась все темнее и суживалась по мере приближения к истокам. Каноэ скользило с такой быстротой, что Хас-се надеялся догнать свое племя раньше, чем оно вступит в страну Алачуа. Несколько раз он причаливал к берегу в тех местах, где зоркие его глаза замечали следы стоянок. Здесь он находил золу и обугленные палки и, внимательно их осмотрев, возвращался к Ренэ. Тот заметил, что у его друга лицо хмурое и озабоченное.
— Что с тобой, Хас-се? — спросил он наконец. — Я вижу, что ты встревожен. Не могу ли я помочь тебе?
Хас-се налег на весла и долго молчал. Наконец он заговорил, словно размышляя вслух:
— Кроме нас еще какие-то люди следуют за моим племенем, и я боюсь, что это враги.
— Почему ты так думаешь?
— Я убедился, что кто-то внимательно осматривал те места, где останавливалось на отдых племя Микко. А на противоположном берегу реки я нашел золу маленьких костров и на песке — отпечатки ног. Два человека следят за Микко. Один из них носит мокассины, каких нет у людей моего племени. Боюсь, что эти двое — враги.
— Но почему ты считаешь их врагами? — спросил Ренэ. — Быть может, они, как и ты, отстали от племени и теперь его догоняют? Или же один из них твой соплеменник, а другой принадлежит к дружественному вам племени. Вспомни, сколько гостей было на празднике Зрелого Маиса.
— Нет, ты неправ, — возразил молодой индеец. — Будь это друзья, почему-либо замешкавшиеся в пути, они давным-давно могли бы догнать племя. Они делали привал одновременно с племенем Микко и осматривали места его стоянок раньше, чем успевала остыть зола костра. А свои маленькие костры они раскладывали в укромных уголках, чтобы не увидели их случайно те, что идут впереди.
— Но зачем им красться по следам Микко? Двоим все равно не справиться с целым племенем.
— Не знаю, Та-ла-ло-ко, но боюсь, что это семинолы. Они следуют за моим племенем, чтобы ограбить его под покровом ночи или завладеть чьим-нибудь скальпом. Они трусы и нападают только на беззащитных. Но, быть может, один из них тот, кто возненавидел мое племя и поклялся ему отомстить. Он нашел себе достойного спутника и теперь крадется по следам Микко.
Хас-се нахмурился и умолк. Ренэ снова нарушил молчание.
— Кто эти семинолы, о которых ты говоришь с таким презрением?
— На моем родном языке слово «семинол» значит беглец. Семинолы — это шайка воров и убийц, которых изгнало из своей среды мое племя и другие племена, живущие севернее. Сначала семинолов было мало — жалкая горсточка, а теперь их столько, что они стали называть себя племенем. Они живут во вражде со всеми остальными племенами, а мой народ всегда ведет с ними войну.
— А кто этот человек, который поклялся отомстить твоему племени?
— О, Та-ла-ло-ко, его ты должен знать! Я говорил о Читте, Змее. Надеюсь, мы его не встретим.
— А если встретим, и он попытается на нас напасть, то ему несдобровать! — с жаром воскликнул Ренэ.
— Не знаю, Та-ла-ло-ко, — задумчиво отозвался Хассе. — Боюсь, что встреча с Читтой кончится плохо для нас, а не для него.
Между тем каноэ скользило по узкому каналу, соединявшему ряд стоячих прудов. Справа и слева тянулись болота, поросшие лесом. Когда мальчики плыли по одному из прудов, от противоположного берега отделилось второе каноэ, стрелой пронеслось по поверхности пруда и скрылось за темными стволами кипарисов.
Глава VII
ЧИТТА И КАТ-ША
Появление второго каноэ, которое увидели мельком и Ренэ и Хас-се, покажется необъяснимым, если мы не вернемся к событиям ночи, последовавшей за празднеством Зрелого Маиса.
Когда Хас-се, оглушенный ударом кулака, упал на землю, Читта бросился в лес и, тенью скользя между деревьев, пробрался к реке. На берегу лежало несколько десятков каноэ, и Читта быстро, но тщательно их осмотрел. Выбрав самое легкое и быстроходное суденышко, он спустил его на воду. Сжимая в руке весло, он повел украденную лодку вниз по течению и вскоре скрылся в тумане, нависшем над рекой.
Тяжелые мысли преследовали Читту. Он не знал, куда и зачем плывет, и не думал об этом. Ему хотелось только подальше уйти от тех, кто рано или поздно должен был пуститься за ним в погоню. Читта чувствовал ненависть ко всем людям и прежде всего к Хас-се и белому мальчику. Почему-то он был уверен в том, что именно Ренэ научил Хас-се новому приему борьбы и, следовательно, был виновником поражения Читты.
Сжигая амбар с маисом, Читта торжествовал: он знал, что обрекает на голод не только краснокожих, но и белых, а следовательно, и друга Хас-се. Совершив преступление, он надеялся, что никто не узнает виновника пожара, но надежда эта развеялась, когда неожиданно появился Хассе, уличивший его. Теперь он должен был бежать, бежать от родного племени. Он знал, что ему не миновать сурового наказания, если он попадет когда-нибудь в руки своих соплеменников.
Читта причалил к берегу у подножия холма, на вершине которого адмирал Рибо воздвиг каменную колонну. Привязав каноэ и спрятав его в зарослях, он стал подниматься по узкой тропинке на вершину. Днем отсюда видна была река, и можно было заметить за много миль приближение врага.
Но сейчас, ночью, тьма окутала окрестности, и только луна серебрила воду. Молодой индеец набрал охапку листьев и мха, а затем улегся, натянув на голову одеяло.
Он очень устал и заснул мгновенно. Прошло около часу. Вдруг из-за кустов показалась высокая фигура индейца; целый час пролежал он в засаде и следил за спящим, потом осторожно приблизился к нему. В руках он держал тонкий ремень, на одном конце которого была петля.
Бесшумно опустился он на колени подле Читты и ловко надел петлю на его ноги, обутые в мокасины. Слегка затянув ее, так чтобы не потревожить спящего, он привязал другой конец ремня к дереву, затем уселся подле Читты и терпеливо стал ждать его пробуждения.
