Лизелотта Вельскопф-Генрих - Харка — сын вождя
И Харка чувствовал, что осел на последний момент приберегает какой-то опасный трюк. Конечно, мальчик мог бы соскочить с него и снова вскочить, как это он не раз проделывал с лошадьми, но тогда ему не засчитают победы. Можно вцепиться в осла и не отпускать его, и будь что будет. Но тут Харке пришло в голову сделать совершенно другое. Он неожиданно повернулся на прыгающем осле и сел задом наперед, как когда-то сидел клоун, схватил животное за хвост. Осел притих и спокойно, как овечка, пошел по кругу, едва Харка нажал шенкелями. Один круг, второй, третий…
Зрители смолкли и сидели чуть ли не с открытыми ртами. И вот протекла третья минута. Под сводами шатра поднялся невообразимый крик, аплодисменты. Харка спокойно соскочил с осла, похлопал его по спине, подошел к режиссеру, получил свои десять долларов и вернулся в ложу. Он накинул на себя одежду и сидел так, как будто бы ничего не произошло.
Матотаупа посмеивался, художник и Длинное Копье выражали свое восхищение. Джим чертыхнулся и сказал:
— Проклятье! Парень хитер! Мне тоже следовало догадаться сесть задом наперед.
Начался антракт. Часть публики отправилась осматривать зверинец. Джим с полной кассиршей вышел. Художник, Длинное копье и оба дакоты остались в ложе. Желтая Борода посмеивался, вспоминая, как Харка перехитрил осла.
Через несколько минут к ложе подошел господин во фраке — дрессировщик лошадей и ослов — и спросил художника, не выступал ли раньше этот мальчик в цирке. Желтая Борода рассмеялся и заверил его, что мальчик вообще в первый раз видит цирковое представление.
— Но, сэр, это непостижимо! Такие способности! К какому же племени принадлежит мальчик и кто его так воспитал?
— Он — дакота. И вот его отец.
Господин принялся рассматривать Матотаупу, как осматривают лошадь, оценивая ее качества.
— У меня к вам большая просьба, смею ли я рассчитывать на вашу помощь, сэр?
— В зависимости от того, какова она, пожалуйста.
— Мы в ужасном положении. Объявленная в афише группа индейцев отстала от цирка. Не исключено, что ее переманили конкуренты — люди бессовестные. После антракта мы не сможем показать объявленного номера, и позор падет на нашу голову, мы будем разорены. Зрители возмутятся, они разнесут цирк, я даже не в состоянии себе представить, что может произойти. Вы понимаете, мы во что бы то ни стало должны показать номер «Индейцы и ковбои». Ковбоев тут достаточно, индейцев же, которые могли бы что-нибудь показать, найти не так-то просто.
— Да, но чем мы можем помочь?
— Видите, мне кажется, что уж если этот мальчик ездит как десять дьяволов, то и его отец на что-нибудь способен. Я полагаю, что они умеют стрелять, бросать лассо. Мы могли бы предварительно сделать маленькую репетицию, и, может быть, этот господин, который сидел рядом с вами, тоже принял бы участие? Прошу вас, поймите меня правильно, мы в ужасном положении, мы на пороге разорения, и это как раз перед наступлением зимы. Только вы можете помочь. Я понимаю, что вы джентльмены, вы сидите в лучшей ложе, и, поверьте, я не собираюсь равнять вас с артистами. Но возможно, и им самим доставит удовольствие такое выступление. Я объявлю, кто они такие. Я прошу вас… Конечно, они не могут рассчитывать на высокий заработок, они не артисты. Но они, видимо, и не нуждаются. Я сделаю им ценные подарки. Этот мальчик уже приобрел симпатии публики, и будет великолепно, если я объявлю, что следующий номер пойдет с его участием.
По просьбе художника Длинное Копье перевел предложение дрессировщика.
— Сэр, я готов упасть на колени перед вами, уговорите, пожалуйста, ваших краснокожих друзей.
Длинное Копье, посмеиваясь, перевел и эти слова дрессировщика. На лице Матотаупы не дрогнул ни один мускул.
— Что думаешь ты, Матотаупа? — спросил Длинное Копье. — Мы могли бы, пожалуй, показать людям свое умение. Ковбои, которые тут есть, и мы.
Матотаупа сжал губы.
— Можно мне задать этому белому господину вопрос?
— Да.
— Почему он объявил номер с индейцами и громко кричал в городе об этом номере, хотя знал, что индейцев у него уже нет?
Человек во фраке удивленно приподнял брови.
— Вождь дакотов, это же коммерция! Это коммерция, вот как… Номер с индейцами был обозначен в афише. Афиши были расклеены в городе и на улице, я должен был кричать о том, что стоит в афише. Кроме того, индейская труппа в пути, и я был уверен, что они приедут к представлению. Может быть… может быть, они еще успеют, но их еще нет, и я должен что-то предпринять. Может быть, они завтра будут здесь, но сегодня я прошу вас помочь. Только один раз, сегодня.
— Белый человек может изменить порядок выступления: сначала показать львов и тигров, потом человека на проволоке, а потом ковбоев.
— Вместе с вами, вождь?
— Мы должны подумать.
Ответ Матотаупы был уклончивым. Он охотно сказал бы нет, но ему казалось, что это огорчит Длинное Копье и художника.
— Я не теряю надежды! — воскликнул человек во фраке. — Возглавляет труппу индейцев и ковбоев великолепный молодой человек, смелый разведчик. Он, может быть, и сумеет вернуться до конца представления, и тогда мы хоть что-нибудь сможем показать. Но если бы вы…
— Его имя?
— О, еще совсем неизвестное, вождь, но у него большое будущее. Буффало Билл — охотник на бизонов.
Длинное Копье пожал плечами, ему и действительно было незнакомо имя. Видимо, это был не тот Билл, который «участвовал в двадцати четырех поединках». Да и вообще людей с именем Билл — что песчинок в море.
Антракт подходил к концу. В открытой кассе сидела полная блондинка.
Джим вернулся в ложу веселый и оживленный. Какова была причина его хорошего настроения, он не сказал, да и никто не спросил его об этом. Длинное Копье сообщил о разговоре с человеком во фраке, и Джим звонко шлепнул себя по коленям:
— Человек! Так это ж дело! Буффало Билл! Я знаком с ним. Хладнокровный юноша. Очень молод, но уже кое-чего добился. У него большое будущее. То, что он заманивает в цирк индейцев, — это для меня новость. А они, я слышал, забастовали, хотят получать деньги.
— Но почему же им не платят? — возмутился художник.
— Деньги туда, деньги сюда, подсчитали питание, за жилье в фургоне, за костюмы, которые нужно было приобрести для выхода на сцену, — вот ничего и не осталось. Ну да они все равно придут. Буффало Билл умеет обращаться с индейцами.
Матотаупа попросил Длинное Копье перевести объяснение Джима, и индеец перевел все слово в слово.
— Мы не пойдем сегодня на манеж, я сказал, хау! — решительно произнес Матотаупа.
Заиграл оркестр. Вокруг арены уже установили высокую клетку, отгораживающую зрителей от зверей. Огромные дикие кошки вышли по специальному проходу и расселись на расставленные тумбы. Это была смешанная группа хищников: четыре льва и два королевских тигра. Чтобы поиграть на нервах зрителей, дрессировщик дразнил животных короткими окриками и щелканьем кожаного бича. В руках у него была длинная палка, которую он выставлял вперед, и звери били по ней лапами. На палке заметны были следы когтей и зубов.
