Майн Рид - Отважная охотница
Проехав около мили, я стал высматривать боковую тропу, но напрасно. С обеих сторон высились неприступные утесы. Выбора не было. Ехать вперед означало все дальше уклоняться от нужного направления. Я решил остановиться и ждать рассвета. Да и слабость моя не позволяла ехать дальше. Малейшее напряжение утомляло меня, и, так как непосредственная опасность, по-видимому, уже миновала, я счел благоразумным сделать остановку и, если возможно, отдохнуть, чтобы набраться сил. Спрыгнув с коня, я пустил его пастись и, завернувшись в теплую бизонью шкуру, вскоре погрузился в блаженный сон, более сладкий и естественный, чем то невольное забытье, в котором недавно пребывал.
Глава LXVIII. СЛЕДЫ МОКАСИН
Когда я проснулся, над скалами голубело рассветное небо, и на гребень одного из утесов падал золотистый луч — вестник восходящего солнца. Это было для меня знаком, что пора вставать. Заниматься туалетом не приходилось, а позавтракать было нечем, так что оставалось только сесть на лошадь и ехать дальше все по тому же ущелью, поскольку выбраться из него здесь было нельзя, а вернуться в долину Уэрфано значило опять попасть в руки врагов. Я все еще чувствовал некоторую слабость и довольно сильный голод, потому что прошло не меньше суток с тех пор, как я ел последний раз. В надежде найти что-нибудь съестное я огляделся, но кругом тянулись только гряды грозных утесов, почти лишенных растительности. Лишь кое-где по уступам ютились темные кусты можжевельника. Нечего было и рассчитывать найти здесь какие-нибудь плоды или съедобные корни.
Едва я подумал об этом, как, словно желая доказать обратное, передо мной появилось какое-то красивое животное, напоминавшее оленя. Но по форме рогов я узнал горного барана, жителя Кордильер. Он стоял неподвижно, как статуя, на остром выступе скалы, четко вырисовываясь на фоне розового неба. Нас разделяло расстояние не менее пятисот ярдов, но, даже если бы их было всего пять, животное все равно не подвергалось ни малейшей опасности, так как убить его мне было нечем! Я легко мог бы подкрасться к нему, прячась за камнями. Такая возможность делала его вид еще соблазнительней, но чем было зарядить ружье? И вдруг мне пришло в голову проверить, действительно ли оно не заряжено. Ведь индеец пытался выстрелить в меня. Я вытащил шомпол и сунул его в ствол. Он во что-то уперся. Ружье было заряжено! Не было в нем только капсюля на затравочном стержне, и поэтому оно дало осечку в руках индейца. По всей видимости, меня спасло то обстоятельство, что дикарь не умел обращаться с капсюльными ружьями. Благодаря еще одной случайности у меня оказался запас капсюлей. Индеец не разглядел ящичка в прикладе, приняв, вероятно, его медную крышечку за украшение. Когда я нажал на нее, целый запас маленьких медных капсюлей блеснул у меня перед глазами. Я насадил один из них на стержень и, соскочив с лошади, стал подкрадываться к барану. По мере того как я продвигался, почва становилась все более сырой. За поворотом ущелья я увидел рощицу тополей, между которыми поблескивали небольшие озерца, перемежавшиеся полосами ила. Такой прерывающийся ручей — явление нередкое в центральных районах Северной Америки.
Как я обрадовался, увидев воду! Ведь жажда мучила меня еще сильнее, чем голод. Не думая о том, что добыча может ускользнуть, я решил напиться и повернул к воде. И вдруг я увидел перед собой нечто настолько удивительное, что на минуту забыл и о жажде и о голоде. На сыром песке у края воды виднелись следы человеческих ног! Это были отпечатки мокасин, но очень маленьких, и я без колебания определил, что это были следы женщины — конечно, индианки. Такова была моя первая мысль, за которой немедленно последовал вопрос: уж не Су-ва-ни ли это? Но нет! Насколько я помнил, ноги ее были гораздо больше. Это были отпечатки узкой, изящной ступни, а четкость их говорила о легкой, упругой походке юности. Сперва я не сомневался, что следы принадлежали какой-то молодой индианке, потому что размер их вовсе не противоречил такому предположению. Но тут я заметил, что незнакомка ставила при ходьбе ноги носками наружу, чего никогда не делают индианки. Сомневаться не приходилось — эти следы принадлежали белой женщине.
Глава LXIX. НЕОЖИДАННОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО
Да, хотя это и казалось необъяснимым, я все же был уверен, что найденные мною следы оставлены белой. Несомненно, она прошла здесь совсем недавно. Убедившись в этом, я встал на ноги, и вдруг на той же полосе песка мне бросились в глаза следы волка! Однако, рассмотрев их поближе, я понял, что это отпечатки лап очень большой собаки, прошедшей по ущелью, очевидно, одновременно с женщиной, вернее сразу за ней, потому что собачьи следы местами перекрывали человеческие. Меня удивили два обстоятельства: белая женщина в таком месте, и мокасины у нее на ногах! Если бы не они, я подумал бы, что следы оставлены какой-нибудь из женщин каравана, может быть, даже той, что всегда царила в моих мыслях. Впрочем, эти мокасины, хотя и очень маленькие, были бы все-таки слишком велики для ее миниатюрной ножки.
А что, если я ошибся и здесь попросту прошла какая-нибудь индианка со своим псом Нет! Даже собака, судя по следам, была не индейской породы.
Как я ни был озадачен, это не помешало мне напиться, так как меня по-прежнему нестерпимо мучила жажда. Утолив ее, я снова взглянул на горного барана. Он продолжал стоять неподвижно, очевидно, охраняя стадо, которое паслось где-то поблизости. Солнце освещало его спереди, и красно-бурая шерсть на боках казалась от этого темнее, а круглые выпуклые глаза ярко сверкали. Я стоял достаточно близко для того, чтобы подстрелить его и получить на завтрак самую вкусную дичь, какая встречается в горных районах Америки. Подняв ружье и прицелившись, я только что собрался спустить курок, как вдруг, к моему изумлению, животное сорвалось с утеса и, перевернувшись в воздухе, тяжело шлепнулось в ущелье. Я понял, что баран убит, и тут же услышал эхо выстрела. Меня, очевидно, опередил какой-то охотник, подкравшийся к животному с противоположной стороны. Кто он был? Белый или краснокожий? Если последний, то это значило, что я рисковал лишиться скальпа так же, как баран — своей шкуры. Но если белый, тогда надежда на жареную баранину к завтраку еще не была потеряна. Ведь в подобном месте даже самый черствый скряга не отказал бы в куске мяса умирающему от голода человеку. Баран был убит пулей, а краснокожие редко охотятся с ружьем, предпочитая лук и стрелы. Значит, стрелял белый. Возможно, это был кто-нибудь из шедших с караваном переселенцев или одинокий траппер, которые, как я знал, нередко заходят в эти места. Из осторожности я решил дождаться появления незнакомца, прячась за деревом. Если бы охотник оказался индейцем, я мог бы незаметно вернуться к лошади.
