Сюзан Доннел - Покахонтас
— Но Кокум — молодой мужчина. Женщина нужна ему сейчас.
— Дочь, я уверен, что Кокум может позаботиться о своих нуждах, и ты не можешь обвинять его, потому что проводишь все свое время с тассентассами. Замужество — это совершенно иное дело. Для тебя как для моей дочери это вопрос союзников и твоего положения. Я по-прежнему твердо уверен, что этот брак должен состояться.
Покахонтас стало нехорошо. Но сейчас она не могла спорить. Это было бесполезно, учитывая настроение отца.
— Отец, я внимательно прислушиваюсь к твоим пожеланиям. Но сейчас я должна доставить провизию и исполнить свой долг. Через несколько дней я вернусь.
Сохраняя бесстрастное выражение лица, она попрощалась с ними обоими и вышла из помещения.
* * *Передвигаясь по лесу, Покахонтас была непривычно резка со своими сопровождающими. Внутри у нее все кипело. Конечно, она не могла винить Кокума за то, что он взял другую женщину, или много женщин, раз уж на то пошло. Она не могла по-настоящему обвинять и Мехту. Ведь Покахонтас открыто воспротивилась своему браку. Но почему, продолжая настаивать, что хочет меня, Кокум спит с моей сестрой? От этого все только усложняется. Его двуличие хуже всего.
Она заставила братьев и воинов бежать легкой рысцой. Ей казалось, что так она убегает от нелегких дум. К тому времени, как они добрались до своего лагеря, мысли Покахонтас прояснились. Она только беспокоилась за Секотина. Можно ли на него положиться? Кто отправил ее отцу донесение о новых колонистах до того, как она успела сама сообщить ему об этом? Внезапно Покахонтас ощутила одиночество. Отца она рассердила, сестра предала ее, и в брате она не уверена. А что до Кокума... — тут Покахонтас тряхнула головой. «По крайней мере, его поведение освободило меня от его власти над моим телом», — сказала она себе.
Следующее утро было необычно теплым, и солнце светило ярко, когда Покахонтас, ее братья и воины совершали короткий переход в форт, неся провизию от Паухэтана. Крытые тростником крыши форта сверкали в прозрачном воздухе, часовой прокричал приветствие, а несколько человек побежали помочь паухэтанам донести груз. Мужчины радовались в предвкушении пищи, неся на кухню и на склад кукурузу и сушеные продукты. Еды все время не хватало.
Ступив в форт, Покахонтас почувствовала облегчение. Она попыталась скрыть свое оживление, оглядываясь в поисках капитана Смита. Как много новых людей, подумала она, наверное, сотня. Большая их часть собралась у церкви. Вероятно, сегодня особый день богов — воскресенье. Теперь она уже знала, как отличить рабочего от джентльмена. На джентльменах были яркие одежды из блестящего атласа и тафты, богато вышитые и украшенные фестонами, на головах у них красовались большие шляпы с перьями. — «Но перьев несравненно меньше, чем носим мы», — сказала она себе. Рабочие же носили тяжелые башмаки, простые камзолы из домотканого холста или полотна и такие же брюки, головными уборами им служили маленькие плоские береты.
Новые колонисты с любопытством смотрели на оказываемые Покахонтас и ее братьям знаки внимания. Они уже знали, что перед ними принцесса, знаменитая дочь великого короля Паухэтана. В теплом воздухе носилось предчувствие веселья, и мужчины шутили и смеялись, направляясь по тропинке от церкви к речному берегу. Все население форта было приглашено на борт «Сьюзн Констант» на обед с вином и ромом, чтобы отпраздновать день рождения капитана Ньюпорта. Можно было немного отдохнуть: кладовые полны, пятьдесят книг ждут их, и отношения с дикарями относительно добрые. Более того, Лондон не выражает неудовольствия медленным расширением колонии и уверен в будущем их предприятия.
Покахонтас приняла приглашение от Смита и Ньюпорта подняться на борт вместе с братьями, хотя знала, что испытание будет жестоким. Она никогда не сможет привыкнуть к этому запаху. Она как-то сказала Джону Смиту, что хотела бы прислать на корабль паухэтанских женщин, чтобы они отмыли его дочиста, но он только рассмеялся. Своих воинов она оставила ждать на берегу, и они тесной группкой стояли или сидели у ворот.
Солнце, теплый воздух и хорошая еда ободрили людей. Они рассказывали друг другу разные истории, пели песни и передавали по кругу бутылки с ромом. И никто не обратил внимания на спираль дымка, поднявшегося из помещения по соседству с кухней, потому что из груб обычно шел дым. А немного спустя никто не заметил и вырвавшихся следом за дымом языков пламени.
Высокий отчаянный крик наконец ворвался в празднество. Все глаза повернулись к берегу. Воины Покахонтас кричали и махали луками. А позади них кухня была объята огнем.
Люди бросились к веревочным трапам и посыпались в баркасы. Многие прыгали прямо в море и плыли — до берега было недалеко.
— Ведра, ведра! — крикнул кто-то из яростно гребущих к форту.
Быстро образовалась живая людская цепь, по которой от берега в форт стали передавать ведра с водой. Но справиться с пламенем, раздуваемым слабым ветром, не удавалось. Крытые тростником крыши стреляли огнем, и скоро загорелось большинство деревянных и глинобитных домов. Обжигающий воздух пожара отгонял воюющих с огнем, столбы пламени взвивались в ночное небо, как знамена.
— Кладовая! Обливайте кладовую! — закричал Смит, перебегая от одного строения к другому и направляя водоносов.
— Смотри, церковь занимается!
Покахонтас подбежала следом за ним и принялась гасить пламя своей накидкой. Ее братья и воины тоже пустили в ход свою кожаную одежду, ногами затаптывали тоненькие язычки пламени, подбиравшиеся все ближе.
Но огонь был уже повсюду, с жадностью пожирая каждый новый кусочек дерева. Яркий свет слепил как сотня солнц, жар опалял кожу. Рев пламени разрывал барабанные перепонки, а дым разъедал глаза, нос и горло.
Внезапно переменившийся ветер застал Покахонтас врасплох. Она пошатнулась и чуть не упала, спасаясь от огненных разрядов. Смит подхватил ее и оттащил в сторону. На одно неуловимое мгновение они заглянули друг другу в глаза, их сердца забились быстрее. Они не видели своих измазанных копотью лиц и порванной одежды. Они снова почувствовали то полное единение, которое охватило их у камней смерти в Веровокомоко. Когда Смит отпустил ее, Покахонтас поняла, что он принял решение: прежде чем побежать к реке, он быстро сжал ее руку. Прикосновение было новым. Оно было собственническим.
Колонисты боролись с огнем до появления на темнеющем небе первых звезд и уже падали с ног от изнеможения. Когда наконец они справились со стихией, опустошение было так велико, что стоявшие группами мужчины плакали, глядя на пожарище. Погибли все припасы, включая и те, что несколько дней назад были доставлены из Англии. От церкви осталась груда головешек, уничтоженной оказалась и новая библиотека. От большинства домов остались дымящиеся развалины. И только кладбище с деревянными крестами стояло чистым и нетронутым в наполненном дымом воздухе.
