Джеймс Купер - Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе
Авангард под предводительством Хейворда дошел до ущелья и постепенно исчез из виду. Вдруг Кора услышала звуки перебранки и повернулась в сторону раздраженных голосов. Один из солдат отстал от своего отряда и был наказан за свое непослушание тем, что кто-то отнял у него подобранные им пожитки.
Это был очень рослый малый, достаточно алчный, для того чтобы не уступить без борьбы захваченное им добро. В дело вмешались посторонние: одни стали на сторону солдата, другие — на сторону его обидчика. Голоса делались все громче, озлобленней. Явилось около сотни дикарей; они, точно по волшебству, выросли там, где за минуту перед тем было человек двенадцать гуронов. Вскоре Кора заметила, что Магуа скользнул в толпу своих соотечественников и обратился к ним, пользуясь всеми приемами своего зловещего красноречия. Женщины и дети остановились, сбившись вместе, словно стая испуганных птиц.
Магуа приложил руки к губам: раздался зловещий и устрашающий вопль. Индейцы, рассеянные по лесу, вздрогнули при звуках этого хорошо знакомого им клича. Тотчас же по всей равнине пронесся дикий вой; раздался он и под сводами леса.
Это был крик, какой не часто вырывается из человеческого горла.
Он послужил страшным сигналом: более двух тысяч дикарей высыпало из лесу; все они мигом усеяли роковую равнину. Началась страшнейшая кровопролитная резня. Повсюду царила смерть в самом ужасном, отталкивающем виде. Сопротивление только распаляло убийц; дикари продолжали наносить удары даже мертвым. Кровь текла потоками. Гуроны все больше и больше воспламенялись видом этой крови…
Дисциплинированные отряды быстро выстроились в сомкнутые ряды и старались остановить нападающих дикарей внушительным видом военного фронта. Это до известной степени удалось им. Многие солдаты, надеясь усмирить обезумевших дикарей, бросались на них, размахивая прикладами своих незаряженных ружей, однако индейцы выхватывали у них ружья и тем самым лишали их возможности обороняться.
Как всегда, во время таких событий никто не мог дать себе отчета, сколько времени прошло с начала резни. Может быть, страшная сцена продолжалась десять минут, но они показались столетием. Пораженные ужасом, обессилевшие от страха, Кора и Алиса стояли, словно прикованные к одному месту. Толпа женщин, окружавшая сестер, лишала их возможности бежать; потом страх и смерть рассеяли толпу; однако бежать было некуда — девушки попали бы прямо под томагавки своих врагов. Повсюду раздавались крики, стоны, мольбы и проклятия. Но вот Алиса увидела высокую фигуру своего отца. Мунро быстро двигался через низину и, казалось, направлялся к французскому лагерю. Не обращая внимания на опасность, он спешил к вероломному Монкальму, чтобы потребовать от него обещанного и запоздавшего эскорта для женщин. Множество блистающих топоров и украшенных перьями копий были готовы отнять у него жизнь, однако, даже охваченные бешенством, дикари останавливались, видя спокойствие его лица. Все еще энергичная рука ветерана хладнокровно отстраняла от себя страшное оружие, иногда же и сами гуроны, пригрозив ему смертью, казалось, не имели достаточного мужества, чтобы исполнить свою угрозу, и опускали копья и томагавки.
К счастью, Магуа искал свою жертву там, где ее уже не было.
— Отец, отец! Мы здесь, здесь! — воскликнула Алиса, когда Мунро проходил недалеко от дочерей, по-видимому не заметив их. — К нам, отец, или мы погибнем!
Она повторяла это восклицание таким тоном, что самое каменное сердце могло бы растаять; но ответа не последовало. Наконец старик, как бы уловив звуки ее голоса, остановился и прислушался; но в эту минуту Алиса без чувств опустилась на землю, а Кора стала подле нее на колени и с нежностью наклонилась над ее безжизненным телом. Мунро с отчаянием покачал головой и пошел дальше, спеша выполнить высокие обязанности командира.
— Леди… — сказал Гамут, беспомощный и бесполезный в эту минуту, он все же не подумал покинуть вверенных его попечению девушек. — Леди, это праздник дьяволов, и христианам не годится оставаться в этом месте. Идемте, бежим!
— Идите, — ответила Кора, не спуская глаз со своей сестры, — спасайтесь, вы мне не можете помочь.
И простое, но выразительное движение руки девушки, сопровождавшее эти слова, доказало Давиду непоколебимость ее решения. Несколько мгновений он смотрел на темные фигуры гуронов, которые совершали свое страшное дело; его стан выпрямился, он глубоко вздохнул, все черты оживились от волнения, красноречиво говоря о чувствах, наполнивших его душу.
— В библии сказано, что слабый мальчик Давид усмирил царя Саула звуками арфы и словами своих песнопений, — сказал он. — И я тоже постараюсь в эту страшную минуту испытать могущество музыки.
И вот, возвысив свой голос, он запел во всю силу с таким напряжением, что священный гимн был слышен даже среди шума и гама, наполнявших кровавое поле. Многие дикари кидались к певцу и девушкам, надеясь ограбить беззащитных и унести с собой их скальпы, но при виде странной неподвижной фигуры вдохновенного певца они останавливались. Их изумление вскоре превращалось в восхищение, и они устремлялись к менее мужественным жертвам, восхваляя твердость, с которой белый воин пел свою предсмертную песню. Ободренный и обманутый этим успехом, Давид повысил голос, чтобы усилить, как он думал, воздействие святого гимна. Но случилось как раз обратное. Звуки его песни обратили на себя внимание пробегавшего мимо индейца. Это был Магуа. Поняв, что его бывшие пленницы снова могут очутиться в его руках, Хитрая Лисица с диким и радостным воплем кинулся к ним.
— Пойдем! — сказал он, хватая окровавленной рукой платье Коры. — Вигвам гурона все еще открыт для тебя. Разве его жилище не лучше этого места?
— Прочь! — крикнула Кора и закрыла рукой глаза, чтобы не видеть свирепого лица.
Индеец, смеясь, поднял свою окровавленную руку:
— На этой руке кровь красная, но она из тела белых!
— Чудовище! Это ты устроил резню!
— Магуа — великий вождь, — самодовольно ответил дикарь. — Пойдет ли темноволосая к его племени?
— Ни за что! Лучше убей меня сразу!
Мгновение Магуа колебался, потом, подхватив, как пушинку, бесчувственную Алису, быстро двинулся к лесу.
— Стой! — пронзительно вскрикнула Кора, бросаясь за ним. — Оставь дитя, злодей! Что ты делаешь?
Но Магуа, казалось, не слышал ее голоса.
— Стойте, леди, стойте! — звал Гамут Кору, не обращавшую на него внимания. — Язычники почувствовали святость песни, и скоро дикое смятение окончится!
Однако, заметив, что Кора не останавливается, верный Давид побежал за нею и снова запел священную песню, отбивая такт своей худой рукой. Таким образом они пересекли долину, минуя бегущих, раненых и мертвых. Свирепый гурон мог отлично защитить себя и свою жертву, лежавшую в его руках. Кора же, конечно, пала бы под ударами дикарей, если бы не странный человек, который шагал позади нее и казался безумным; а безумие, возбуждая чувство страха и почтения в индейцах, служило охраной Гамуту.
