Лизелотта Вельскопф-Генрих - Харка — сын вождя
— Отец! Что скажут Татанка-Йотанка и Хавандшита? Дух медведя не одолел нас.
— Да, он нас не одолел, и мы будем танцевать, чтобы умилостивить его.
— К нам прибыл еще один белый человек. Четан сказал, что он хорошо стреляет.
— Это мы увидим, Харка.
— Теперь Желтая Борода может рисовать портрет?
— Да, он может. Хау.
Шкура была снята. Матотаупа положил ее на вздрогнувшего коня, и они понеслись к дому, точно летя по прерии, над которой сияло золотое солнце.
Мацавакен
Харка ехал позади отца и не мог оторвать взгляда от шкуры гризли, переброшенной через круп коня вождя. Как хорошо, что Матотаупа привезет шкуру гризли именно тогда, когда в палатке рода Медведицы Татанка-Йотанка — известнейший вождь и жрец племени!
Мальчика радовали и травы, колышущиеся на ветру, и голубое небо, по которому быстро неслись белые облака. Ему даже казалось, что он слышит тихое журчание Лошадиного ручья, и его острые глаза различали впереди темные пятнышки кустарника, в котором спрятались типи.
И… Что это? Какое-то движение! Харка стал всматриваться. Матотаупа тоже повернул голову и, подобрав поводья, остановил мустанга.
— Харка, что ты там видишь? — спросил он.
— Четырех животных, отец… четырех коней. Мне кажется, что я даже различаю двух всадников.
Матотаупа молчал и смотрел.
— Они едут шагом, — сказал он наконец.
— Да, совсем медленно. На восток.
— Догоним их! Я должен знать, кто они.
Матотаупа и Харка подняли лошадей в галоп. Индейцы не пользуются седлом и стременами и поэтому никогда не ездят рысью. Они ездят или шагом, или галопом.
Вождь и его сын стали быстро нагонять неторопливых всадников, удаляясь все дальше и дальше от лагеря. Скоро Харка разглядел, что это Далеко Летающая Птица и Длинное Копье. Две лошади были навьючены их вещами. Матотаупа и Харка на галопе вплотную подъехали к ним, как это обычно делали индейцы, и только тогда круто остановили коней.
— Хо! Матотаупа! — радостно вскрикнул художник.
— Что мы видим! — воскликнул Длинное Копье. — У тебя шкура гризли! Да, Матотаупа — великий охотник. Уложил такого великолепного медведя!
На лице вождя заиграла улыбка. И Харка просиял, но тут же внимательно оглядел художника, его спутника, вьючных коней и багаж. Что задумал Далеко Летающая Птица? Уж не собрался ли он покинуть типи, не нарисовав портрета отца и не приняв участия в торжествах по случаю удачной охоты? Харка уже успел полюбить Длинное Копье и этого удивительного художника. Ведь именно Желтая Борода дал ответ на многие вопросы мальчика и к тому же познакомил его с мацавакеном! Харка припомнил, какие мысли вызвало у него появление этих людей, и ему стало смешно. Теперь-то он знал, что белые люди носят шляпы, чтобы защититься от солнца и холода, что высокие мокасины хороши при переходах через речки и ручьи и что Мацавакен — никакое не колдовство, а дело умелых рук. Он теперь знал, что даже очень могущественные племена краснокожих вынуждены жить в плену, в резервациях, и что Длинное Копье получил специальное разрешение Большого Отца из Вашингтона, чтобы сопровождать художника в его странствиях. Правда, о Большом Отце из Вашингтона мальчик имел еще очень смутное представление. «У Большого Отца длинная борода и шляпа, — думал он, — и Большой Отец руководит множеством воинов с мацавакенами».
Но Большой Отец интересовал его сейчас не столько, сколько вопрос: почему Далеко Летающая Птица и Длинное Копье выехали со своим имуществом? Было похоже, что они навсегда покидают лагерь. Но этого же не может быть!
Наверное, и у Матотаупы тоже возник такой вопрос, но он не высказал его вслух, а только дружески спросил:
— Может быть, сделаем небольшую остановку?
Далеко Летающая Птица и Длинное Копье, казалось, были озадачены, но согласились. Все спрыгнули с коней.
Матотаупа и шайен тут же набили трубки, а художник вытащил неизменную свою сигару.
— Как тебе удалось уложить этого огромного гризли? — спросил Желтая Борода.
Матотаупа принялся рассказывать. Он поднялся с земли и разыграл вместе с Харкой для своих друзей сцену охоты, и те с оживлением следили за рассказом.
— О! Матотаупа — величайший охотник прерий и Скалистых гор!
Длинное Копье подошел к своему коню и принес хвостовые перья убитого им горного орла.
— Прими подарок, вождь рода Медведицы! Эти перья для твоего головного убора. Они заслужены тобой.
Матотаупа принял подарок.
— Всегда мой язык будет славить молодого вождя Длинное Копье и его щедрость!
Дакоты достали свои припасы, и все поели, но не потому, что были голодны, а в знак дружбы и согласия.
И только тогда Матотаупа задал вопрос, который и у него и у Харки лежал на сердце:
— Далеко Летающая Птица и Длинное Копье ведут с собой своих вьючных животных. Не собрались ли они в далекий путь?
Художник и его спутник переглянулись.
— Да, мы покидаем твою гостеприимную палатку, великий вождь Матотаупа. Нам надо ехать дальше. Извини нас, что мы приняли это решение в твое отсутствие и что мы уехали, не распрощавшись с тобой и не узнав, как закончилась твоя борьба с гризли. Нам было тяжело решиться на отъезд, потому что мы твои друзья. Но мы оба решили так поступить именно из-за дружбы к тебе.
— Почему это? — спросил удрученный таким сообщением вождь. — Что побудило вас к этому?
— Только осторожность, вождь. Мы не хотим, чтобы у тебя были неприятности.
— Кого должен бояться Матотаупа? Ваши слова горьки.
— Тебе бояться некого, это нам известно, но храни мир в твоих палатках. Ты возвращаешься победителем с охоты, и тебе не стоит ссориться со своим жрецом. Хавандшита невзлюбил нас.
Матотаупа затянулся из трубки.
— Значит, ты не хочешь уже рисовать мой портрет?
Художник вспыхнул от неожиданной радости.
— Если ты разрешишь мне, вождь, я тотчас же набросаю портрет. У тебя найдется для этого время?
— Хавандшита может подождать моего возвращения, а ты возьми свою волшебную палочку и делай картину, как тебе хочется.
Художник не стал больше ждать. Он вытащил тетрадь для эскизов и принялся работать. Матотаупа сидел неподвижно, глядя в бескрайнюю, освещенную солнцем даль, погруженный в свои раздумья.
Художник рисовал не менее часа, потом убрал «волшебную палочку» и передал тетрадь Длинному Копью, который спрятал ее в тюк.
Далеко Летающая Птица взял новую сигару, закурил ее и сказал:
— Вождь, тебя в лагере ожидает торжественная встреча, но и большая опасность. Могу я говорить с тобой открыто? Ты не обидишься на нас, не рассердишься?