Карл Май - Верная Рука
Юта не прислушивались к нашему разговору, они по-прежнему толковали между собой или со своим вождем о поразительном охотничьем счастье Олд Шурхэнда. Разговор шел очень тихо, что было весьма кстати — мы очень хотели спать. Опять стала ныть моя рана, и я почувствовал, что, если хотя бы немного не посплю, просто в буквальном смысле слова свалюсь с ног в самый неподходящий момент. Но прежде надо было выставить караул. Пленников мы тоже включили в состав караульных. Я понимаю удивление моих читателей: вряд ли кто-нибудь из них слышал когда-нибудь о таком методе несения караула. Да и в то время любой вестмен, узнав об этом, покрутил бы пальцем у виска в наш адрес. На самом деле ничего в этом для нас опасного или страшного вовсе не было. Мы просто вместе с индейцами стерегли наших лошадей. Когда приходила очередь юта становиться в караул, мы развязывали их, а потом снова связывали. Напомню, что у них не было оружия, а кроме того, они были твердо уверены в том, что назавтра получат свободу, раз это было им обещано нами. Перед тем, как лечь спать, мы развели костер, зажарили на нем медвежатину и с аппетитом поели.
Когда все улеглись, ко мне подошел Олд Шурхэнд и прошептал:
— Позвольте мне встать на караул. Я проспал всю предыдущую ночь и сейчас чувствую себя бодрее, чем рыба в ручье. Радость освобождения придает мне силы. У нас до сих пор не было времени поговорить о чем-нибудь другом, кроме медведей и охоты. Скажите, в Джефферсон-Сити вы были у Уоллеса? И если были, то сколько вас к нему приходило.
— Я был там совершенно один, — ответил я.
— Значит, вы были его гостем?
— Меня туда пригласили, но я отказался от приглашения.
— Почему?
— Там говорят о вас больше, чем нужно. Я уже не мог слышать этого бесконечного обмусоливания цели вашего нынешнего путешествия и его маршрута.
— Ах так! Значит, они это обсуждали подробно… Благодарю вас, сэр!
— Пожалуйста. Но, кажется, вы предполагаете, что я сказал там что-то лишнее и это может составить угрозу вашей жизни?
— Нет, ни в коем случае. Я даже сделаю вам комплимент: когда разговариваешь с вами, становится легче на сердце. Я испытал на себе это много раз. Но Уоллес в отличие от вас — человек общительный.
— Я хочу сказать вам, мистер Шурхэнд, вот что: мне вы можете доверять полностью.
— Я верю вам, мистер Шеттерхэнд. Даже больше: вы первый человек, кому я открылся, но пока существуют обстоятельства, вынуждающие меня молчать.
— Скажите, то, что вы пока утаиваете, как-то связано со мной?
— Нет, конечно, нет, мистер Шеттерхэнд. То, что у меня на сердце, вас совершенно не касается.
— Не касается? Well! А может, каким-то случайным образом и касается…
— Поверьте мне, это не тот случай.
— Но я бы охотно помог вам сбросить лежащую на сердце тяжесть.
— Тяжесть? — повторил он за мной довольно резким тоном. — Нет у меня никакой тяжести на сердце. И прошу вас: не настаивайте на том, чтобы я вам открылся.
— О, какие слова, дорогой друг! Вы кажется подозреваете меня в праздном любопытстве? Но вы ошиблись: я просто хотел вам помочь, если это требуется.
— Я знаю это и вполне доверяю вам, но очень устал и хотел бы наконец лечь спать. Доброй ночи, мистер Шеттерхэнд!
— Доброй ночи!
И все-таки мне было обидно: как мог он, достаточно хорошо меня знавший, сомневаться в моем искреннем участии? Но я заставил себя проглотить эту обиду, постаравшись представить себе, что сейчас переживает Шурхэнд. Того, кто носит в себе какую-то тайну, никак не назовешь счастливым, а каждый несчастный человек имеет право на сочувствие и понимание.
Об этом я размышлял все время моей вахты, и только когда разбудил Апаначку, сменявшего меня, ощутил, как сильно я устал, но несмотря на это, еще довольно долго думал о тайне, к которой меня не допустил Верная Рука, мне мерещилась заброшенная могила где-то высоко в горах, я, казалось, слышал плач женщины, время от времени зовущей Вава Деррика. Во сне эта картина повторилась. Когда утром я проснулся, то из всего сна вспомнил только то, что возле могилы сцепились в смертельной схватке какие-то две фигуры, но больше я ничего припомнить не мог.
Глава IV
У ЧЕРТОВОЙ ГОЛОВЫ
Мы находились высоко в Скалистых горах и двигались верхом по восточному склону Па-Саверепаев — Горы Зеленой Воды. Панорама, раскрывавшаяся перед нашими взорами, была поистине величественной. Гигантские горные массивы перемежались отдельно стоящими скалами самых разных оттенков, в зависимости от того, какая порода в них преобладала. То были километровой высоты и длины гранитные монументы с бастионами, кажущимися непреодолимыми. Оглядевшись, мы увидели на востоке, у наших ног, прерии — море шелковистых трав без конца и края. Вокруг текли ручьи — как жидкое и, если возможно такое сравнение, пенистое серебро. Одна на другую, громоздились гранитные ступени, на них пустили корни мощные бальзамические ели. В одном месте, у подножья такого каменного гиганта, окопался целый «лес» колоссальных колонн, за которыми непроходимой стеной стоял настоящий густой лес, скрывающий множество тайн этого заоблачного мира. По склонам гор в воздухе плавали серебристые, золотые точки, алмазные отблески этого серо-голубого покрывала Скалистых гор…
Мы медленно шли среди всего этого великолепия. Нашей единственной целью на сегодня был Па-Савере, то самое одинокое Зеленое озеро, о котором так много всего рассказывали индейцы в своих легендах. Там мы переночуем и наутро спустимся в парк Сент-Луис, где я надеялся получить наконец разгадки многих тайн.
После утренних приключений в Медвежьей долине мы отпустили всех капоте-юта, поверив им на слово. Раз уж среди нас был Олд Шурхэнд, нам не было нужды спешить, и мы пустили юта перед собой, следуя известной истине — не слишком дружелюбно настроенных к тебе людей всегда лучше держать не позади, а впереди себя.
Воины юта относились к нам весьма враждебно, хотя им грех было на нас жаловаться: обращались мы с ними довольно мягко, никого и пальцем не тронули. Но тем не менее Тусага Сарич, когда его развязали, произнес:
— Олд Шурхэнд сказал мне вчера вечером, что он еще с нами не разделался. Он неверно сказал, ибо это мы еще с ним не разделались. Он убил двух наших воинов.
— За это он принес вам четыре шкуры, — ответил Виннету.
— Мы их не получали!
— Ну так заберите их!
— После того, как у них обрезали уши и когти? Нет уж! И даже если мы их получим, то взамен можем даровать ему жизнь, но не свободу. Отдайте его нам!
— И таща вы его убьете…
— Да, потому что где выкуп за его жизнь, где шкуры? Пролита кровь юта, и нам нужна его кровь тоже.