Томас Рид - Собрание сочинений, том 1. Белый вождь. Квартеронка.
– Белый воин! – сказал он. – Я говорил с храбрыми воинами племени вако. Все они понимают, что многим обязаны тебе, и их благодарность нельзя выразить словами. Тебе объяснили, о чем мы тут только что совещались. Здесь, перед лицом павшего, мы поклялись, что тот, кто отомстил за него, станет нашим вождем. Тогда мы не думали, что этот храбрый воин – наш белый брат. Теперь мы это знаем, но разве из-за этого мы нарушим клятву, изменим своему слову? Нет! Мы не можем и помыслить об этом. Слушай: снова торжественно повторяем мы свою клятву!
– Повторяем клятву! – эхом отозвался круг воинов, и при этом каждый торжественно приложил руку к сердцу.
– Белый воин! – продолжал оратор. – Наше слово священно. Для воина нет выше чести той, какую мы предлагаем тебе. Честь эта по плечу лишь настоящему воину. Слабый, будь он даже и потомком славного вождя, никогда еще не правил отважным народом вако. Мы не боимся предложить эту честь тебе. Мы будем рады, если ты примешь ее. Чужестранец! Мы будем гордиться своим белым вождем, ибо хоть ты и белый, но настоящий воин! Мы знаем тебя лучше, чем ты думаешь. Мы слыхали о тебе от наших союзников, команчей, – мы слыхали о Карлосе, охотнике на бизонов. Мы знаем: ты великий воин, но мы знаем также, что в своем краю, среди белых людей, ты – ничто. Прости нас за прямоту, но разве это неправда? Мы презираем твой народ: ведь твои собратья или тираны, или рабы. Обо всем этом мы узнали от наших братьев команчей, и они нам еще многое поведали о тебе. Мы знаем, кто ты. Мы узнали тебя, когда ты появился здесь, и были рады тебя увидеть. Мы торговали с тобой как с другом. Теперь мы приветствуем тебя как брата, и мы говорим тебе: если никакие узы не связывают тебя с твоим неблагодарным народом, войди в семью народа, благодарность которого неизменна. Оставайся с нами, будь нашим вождем!
Когда старик закончил, раздалось как бы многократное эхо: то воины, стоявшие в кругу, один за другим повторили его последние слова, и потом наступила мертвая тишина.
Карлос был так удивлен, что не сразу мог ответить. Его удивила не только необычайная честь, так своеобразно предложенная ему, – его поразило то, как хорошо старый воин осведомлен о его жизни. Он и в самом деле торговал с команчами и поддерживал с ними дружеские отношения, кое-кто из них даже наведывался в Сан-Ильдефонсо. Но не странно ли, что дикари разобрались в истинном положении дел? А ведь это истина: среди своего народа Карлос как бы отверженный... Однако сейчас ему некогда было раздумывать над тем, как это все странно и необычайно: воины ждали ответа.
Что же отвечать? Отверженному, лишенному надежд, ему вдруг показалось, что это предложение следует принять. У себя дома он немногим лучше раба, а здесь он будет править – единодушно избранный господин и повелитель.
Хотя вако и называют дикарями, но они воины, у них есть сердце, они человечны, и они настоящие люди. Они уже доказали это. Мать и сестра разделят его судьбу, но Каталина... Мысль о Каталине оборвала все его сомнения, больше он уже не думал.
– Великодушные воины! – заговорил он. – Всем сердцем я чувствую, как велика честь, которую вы оказали мне. Я хотел бы высказать, как глубоко я вам благодарен, но у меня нет таких слов. Поэтому я отвечу вам коротко и откровенно. Да, правда, в своем краю я не в чести, я бедняк из бедняков, но есть узы, связывающие меня с родными местами, – это сердечные узы, и они вынуждают меня вернуться. Я все сказал, воины вако!
– Довольно! – произнес старый воин. – Довольно, храбрый чужестранец! Мы не станем допытываться, почему ты так решил. Если ты и не будешь нашим вождем, ты останешься нашим другом. У нас есть еще одна возможность хоть немного отблагодарить тебя. Ты пострадал от наших врагов, лишился того, что тебе принадлежало, но мы нашли твоих мулов, и они опять твои. И еще просим тебя: наш кров и наше угощенье просты, но останься у нас на несколько дней, будь нашим гостем. Согласен?
– Останься! – эхом повторили воины.
И Карлос тотчас принял приглашение.
* * * *
Неделю спустя около пятидесяти вьючных мулов, нагруженных бизоньими шкурами и вяленым мясом, с трудом поднялись по восточному склону Льяно Эстакадо и направились по этому пустынному плоскогорью на северо-запад. Погонщик, сидящий на одном из мулов, был метис. Быки, погоняемые краснокожими пеонами, тащили вслед за мулами три повозки; колеса так отчаянно скрипели, что пугали даже койотов, которые крались следом, прячась в зарослях акации. Впереди гарцевал всадник на великолепном вороном коне; то и дело он оборачивался и с удовлетворением смотрел назад, на отличный табун мулов. Это был Карлос.
Вако и впрямь оказались щедрым народом. Десятками мулов и их тяжелой поклажей одарило племя того, кто отомстил за убитого вождя. Но это еще не все. На груди охотника, в кармане куртки, лежал мешочек с редким сокровищем – тоже дар вако, и они обещали своему гостю, что не в последний раз вручают ему такой подарок. Что же было в этом мешочке? Монеты, деньги, драгоценные камни? Нет, всего лишь песок, но песок желтый, сверкающий. То было золото!
Глава XVIII
На другой день после праздника в крепости был дан небольшой обед. Были званы лишь несколько холостых приятелей коменданта – местные острословы, в том числе и щеголь Эчевариа. Среди гостей были и священник и отцы миссионеры: оба они все свое внимание отдали пиршественному столу – любой брат францисканец поступил бы также на их месте.
Компания отведала уже немало изделий мексиканской кухни: говядину, жаркое, перец во всех видах, и обед был в той стадии, когда мундиры сняты и вино льется рекой – и канарио, и херес, и педро дексименес, и мадера, и бордо; для тех, кто любил напитки покрепче, тут были фляжки золотистого каталонского и мараскино. Что и говорить, неплохим винным погребом обладал комендант. Он был здесь не только военным комендантом, но и, как мы уже сказали, сборщиком пошлины – иными словами, исполнял обязанности таможни и, понятно, то и дело получал небольшие подношения в виде корзины шампанского или дюжины бордо.
Гости уже порядком выпили. Священник, несмотря на свой сан, стал таким же человеком, как все; отцы иезуиты забыли про власяницы и четки, и старший из них, отец Хоакин, развлекал гостей пикантными приключениями, героем которых он был, прежде чем стал монахом. Эчевариа рассказывал анекдоты о Париже, о гризетках и о своих многочисленных похождениях.
Испанские офицеры в качестве хозяев были, разумеется, не так болтливы, хотя комендант, тщеславный, словно мальчишка-лейтенант, впервые надевший эполеты, не мог воздержаться и снова и снова вспоминал о своих несчетных победах над красавицами Севильи. Он долго стоял с полком в этом городе апельсиновых рощ и не уставал восхищаться жемчужиной Андалусии.
