Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией
Люди безмятежно предавались воскресному развлечению. Дети разных семей уже перезнакомились друг с другом и беззаботно и беспрепятственно носились по предоставленной зрителям лужайке и среди многочисленных припаркованных автомобилей. Стало очень жарко, и торговцы в ларьках с мороженым и прохладительными напитками делали хороший бизнес.
Наездник номер шесть, предшественник Джо Кинга, вышел из ряда. Все мысли Квини теперь были на арене. У шестого номера была упитанная, но лишенная фантазии лошадь. Одним махом выскочив из загородки, она занялась исключительно тем, что быстро поднимала и опускала свою спину, и притом так резко, что наездник каждый раз подлетал кверху и снова опускался на спину лошади. Ей, по-видимому, также пришло в голову притиснуть наездника к стенке, но это не получилось. Вскидывать наездника ей удавалось лучше. Конечно, позвоночник наездника с каждым броском страдал все больше и больше, и сохранять равновесие от секунды к секунде удавалось труднее. После восьми с половиной секунд наездник с перекошенным лицом свалился, да так и остался лежать. Но лошади этого было мало. Она еще более ускорила свой невероятно быстрый темп, и сброшенный оказался в опасности еще быть растоптанным копытами. Тут обоим помощникам пришлось заняться возбужденным животным, отвести его в сторону, а Джо Кинг с санитарами выбежал на арену, чтобы помочь упавшему, удалить его с поля. Когда пострадавший увидел санитаров и машину скорой помощи, которая теперь осторожно въехала на арену, он вдруг замахал рукой и с большим трудом поднялся сам, ловко подхваченный врачом и Джо Кингом. Квини заметила, что они обменялись несколькими словами. Затем неудачник отвернулся от врача и санитаров и позволил только Джо Кингу медленно отвести его к дощатому ограждению. Прислонившись к нему, он остался там стоять. Джо, по-видимому, пытался уговорить его, ведь беспомощному человеку находиться внутри арены было небезопасно, а кроме того, он мешал продолжающимся состязаниям, ведь хотели или не хотели участники, а они должны были принимать раненого во внимание. Однако он остался непреклонен, и «скорая помощь» уехала.
— Почему он не хочет дать себя увезти? — спросила Квини человека, который стоял рядом с ней у ограждения и выглядел как старый многоопытный ковбой.
Старик посмотрел на молодую женщину: удостоить ли ее ответом? — потом сказал:
— Беден он, бедолага. Чем он заплатит за медицинскую помощь и больницу и кто ему еще раз даст заезд, если он тут разыгрывает инвалида? У него у самого нет ни лошади, ни денег. Отчего вас-то это заботит?
— Наверное, оттого, что следующим будет мой муж.
— Джо? Ну, тогда ни пуха ему, ни пера. Пегий — вероломнейшее творение и в прошлом году двух парней опозорил. Он принадлежит теперь Крадеру, торговцу Это его жеребец.
— Вы были сами когда-нибудь наездником на родео?
— Вы спрашиваете старшину тюремных надзирателей, милая юная дама. Но с шестнадцати я был ковбоем; заметно это по мне еще и сегодня, а?
— Вот дурачье! — произнес позади Квини и старика неприятный голос. — Я бы, во всяком случае, не оставил эту обезьяну у ограды.
Квини не обернулась, потому что не хотела видеть говорящего, потому что она и без того знала, кто он. Этот голос тогда, когда она ехала с пьяным братом, осведомлялся, не надо ли девушке помочь… Это наверняка был Джеймс. Если бы она захотела кого-нибудь не видеть больше на свете, так это его. Он был из тех, кто просочился в прерию в более поздние времена.
Наступила очередь бронка номер семь с наездником Джо Кингом.
Джо Кинг, который сам себя в этот момент чувствовал Стоунхорном, уже сидел на стенке загородки, а Пегий уже готов был из нее вырваться. Джо обрушился вниз на коня. Тот, еще в тесном боксе, взвился на дыбы, ударил передними копытами, а когда загородка была быстро открыта, он хотел было так же быстро броситься на землю.
Но нет, не должно было быть, чтобы тут же наступил всему конец. Стоунхорн был не только без седла, у него не было в руках даже обычного повода, а только, как того требовали правила, одна-единственная сбоку укрепленная толстая веревка в руках. Ему удалось предотвратить падение животного. Первый натиск миновал. И тут у жеребца новая затея. Он принялся бросать своего наездника вверх и вниз так, что тот, вытягивая вперед ноги и легко вскидывая назад руку, едва удерживался на его спине. Затем Пегий совершил великолепный прыжок всеми четырьмя в воздух и выгнул спину. Наездник потерял шляпу, но сохранил равновесие. Животное было упрямо. Пегий был худ, не слишком велик и упруг, как резина. Он сознавал свою силу и способности и поэтому носился во всю полноту чувств, так что копыта едва касались земли. Вскинулся жеребец вверх задом, и наезднику пришлось откинуться назад, чтобы не перелететь через шею. Джо был на волосок от поражения. Раздались возгласы восхищения и одобрительный свист, но Квини этого теперь не замечала. Она была с мужем на лошади.
Пегий попытался применить свои последний трюк. Он еще раз всеми четырьмя взвился в воздух, дал козла и… но нет, не удалось ему под высоко взлетевшим всадником броситься на землю. Долей секунды раньше Джо был снова на спине Пегого и стиснул его бока.
Время истекло.
Даже диктор пришел в восторг от такого успеха на родео в Нью-Сити.
— Тайм Джо Кинга! Тайм Джо Кинга!
Да, время Джо выиграл и получил очки за достойное восхищения умение держаться на коне. Но помощники не могли приблизиться к животному. И хотя Джо уже ослабил раздражающий ремень, жеребец продолжал брыкаться. Он намеревался теперь, так же как и предыдущее животное, продолжая брыкаться, притиснуть наездника к стенке. Помощники так и не могли подъехать, и Стоунхорн, улучив момент, сам спрыгнул с коня и большими прыжками понесся через арену, подбежав сперва к человеку, продолжавшему беспомощно стоять у ограждения. Тем временем конным помощникам удалось оттеснить животное к выходу, где оно понемногу успокоилось.
Аплодисменты не смолкали. Бронк без седла с Джо Кингом, без всяких сомнений, был лучшим достижением дня, и это достижение было из тех, что обычно демонстрировали на больших известных родео за высокие призы профессионалы. Бронк в седле, по традиции главный номер родео, отступил в этот день, по мнению зрителей, на второй план.
Щеки у Квини пылали. Она была переполнена счастливейшим чувством любящего — гордости за любимого. Сам Стоунхорн лежал в бараке на матрасе. Он чувствовал каждую косточку, каждую жилку, каждый нерв. С трудом поворачивал голову.
Между тем было объявлено о продолжении программы, о ловле телят с помощью лассо. Сначала предстоял простой номер — лассо накидывалось теленку на голову, его валили и как можно быстрее связывали. Стоунхорн был рад, что он в одной из команд принимает участие в этом состязании. Он уже поднялся, но чувствовал себя еще разбитым. Резкие толчки вверх и вниз действовали на кого угодно. И мысль о том, что ему сегодня еще предстоит борьба с быком, не слишком-то его радовала. Элк, конечно, был прав. Но Пегий был бесподобен, и Стоунхорн мог рассчитывать на первый приз и по времени, и по очкам. Если он на стир-рестлинге23 одолеет черного быка, этого, наверное, будет достаточно, чтобы, по меньшей мере, получить обратно свой взнос. Только бы бык не проволок его по арене и не ткнул рогами. Он бы мог кое-что рассказать об этом, но препятствовало честолюбие, а также естественное возрождение чувства собственного достоинства, которое долгое время страдало. Он вышел наружу, чтобы не подумали, что за какие-нибудь десять секунд лошадь его вконец замучила. Во всяком случае, Стоунхорн, индеец, добился приза. Он не только для себя чего-то достиг.
