Томас Рид - Отважная охотница
— Су-ва-ни ничего не хочет передавать Белому Орлу! — с негодованием воскликнула она, презрительно вскинув голову. — А если бы и хотела, то не выбрала бы для этого такого же бледнолицего лжеца, как он сам. Ты думаешь, что если ты белый, так можешь оскорблять индианку, как тебе нравится? Со своими ты так себя не ведешь!
— Поверь мне, я не хотел тебя обидеть! Я знаю, что произошло в тот вечер между тобой и моим другом Уингроувом, только поэтому я и решился заговорить. Ведь я был рядом и не мог не слышать вашего разговора.
Она опять прервала меня презрительным восклицанием, и взгляд ее при этом был полон злобы и насмешки.
— Ты знаешь слишком много, а может быть — слишком мало, мой храбрый победитель пумы! Су-ва-ни не просит тебя вмешиваться в ее дела. Хватит у тебя хлопот и со своими! Ступай-ка, займись ими скорей!
— В чем дело? Что ты говоришь? — испуганно спросил я, заметив многозначительность ее слов и взгляда и внезапно ощутив беспокойство. — Что-нибудь случилось?
— Поезжай и посмотри сам, вместо того чтобы терять время на разговор со скво, как вы нас называете. Поторопись, а то твой колокольчик будет сорван и растоптан, как тот, что ты так гордо носишь на груди. Волк ночевал в логовище оленя, и его жертвой будет желтая лань. Су-ва-ни очень рада! Не одно ее сердце будет страдать из-за подлого бледнолицего обманщика. Ха-ха-ха! Торопись, отважный убийца пумы! Поезжай, но тебя ждет только горе, потому что ты опоздал, опоздал, опоздал!
Еще раз расхохотавшись полубезумным смехом, она схватила корзинку, вскинула ее на плечо и поспешно удалилась. Ее слова, мало понятные, но пугающие, на минуту лишили меня способности говорить и действовать, иначе я остановил бы ее, чтобы выяснить их подлинный смысл. Но она исчезла в кустах, прежде чем я очнулся от изумления.
Глава XXX
ГРОЗА В ЛЕСУ И В СЕРДЦЕ
Я повернул лошадь на дорогу и покинул поляну совсем не в том настроении, в каком выехал на нее. Зловещие слова индианки наполнили мое сердце самыми мрачными предчувствиями. Своим грозным пророчеством она не просто хотела досадить мне. Для этого у нее не было причин. Вместе с тем ее осведомленность о прошлом доказывала, что она говорит правду.
«Убийца пумы. Поезжай, но тебя ждет только горе. Твой колокольчик будет сорван и растоптан, как и тот, что ты так гордо носишь на груди»…
Нет! Такие намеки не могли быть только догадкой! «Желтая лань» — конечно, это относилось к Лилиен Холт. Но чьей жертвой должна она стать и каким образом? Кто тот волк, что ночевал в логовище оленя? Я лихорадочно задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Но достаточно было того, что Лилиен Холт в опасности. Я вспомнил последние слова индианки, все еще звучавшие у меня в ушах: «Ты опоздал, опоздал, опоздал!»
Я пришпорил коня и помчался вперед со всей быстротой, какую позволяла лесная тропа. Меня терзали сомнения и страх. Легче было бы встретить несчастье лицом к лицу, чем терзаться ужасными подозрениями и предположениями! Волк? В каком образе? Грозящая Лилиен опасность? Какая?
Сама природа, казалось, прониклась моим настроением, словно и ее смутили прорицания индианки. Грозовая туча, черная, как крылья грифа, внезапно заслонила солнце. Огненные стрелы пересекали небо, едва не задевая верхушки деревьев, над которыми непрерывно раскатывался гром. Редкий, крупный дождь, словно капли крови, застучал по листьям и вдруг превратился в ливень. Но что значила для меня буря? Какое дело было мне до дождя, молний, грома или поверженных деревьев?
«Волк ночевал в жилище оленя… Желтая лань будет его жертвой… Ты опоздал…» — вот это было страшней молний и туч, и не вспышки, озарявшие небо, а адское пламя, бушевавшее в моей груди, гнало меня вперед.
Жерди ворот были сняты, но это не имело значения — я все равно перескочил бы через изгородь. Подскакав галопом к хижине, я натянул поводья у входа. Дверь, по обыкновению, была распахнута настежь, и я мог заглянуть внутрь. Там никого не было! Никто не вышел мне навстречу. Несколько грубо сколоченных стульев и такой же стол, которые я видел в первый мой приезд, стояли на прежних местах. Это меня немного успокоило: значит, скваттер и его дочь еще здесь.
«Странно, — подумал я, — что никто не слышал топота моего коня, что никто не выходит встретить меня. Ведь они меня ждут. Ведь сам Холт назначил этот день и час. Может быть, к нему опять вернулось мрачное настроение, и я стал нежеланным гостем?»
Дело выглядело именно так, тем более что я стоял под проливным дождем и нуждался в приюте. Правда, не это беспокоило меня. Гораздо тяжелее был мучительный вопрос: где Лилиен? Что означает этот холодный прием? Неужели я ошибся и она просто хитрая кокетка? Неужели она бросила этот цветок только для того, чтобы посмеяться надо мной? Я взглянул на его смятый венчик. Как я надеялся, что она узнает свою бегонию, и как радовался, что это увеличит ее расположение ко мне! Мокрый колокольчик совсем поник; из ярко-алого он стал красно-коричневым — это был цвет запекшейся крови!
Нет! Я больше не мог выносить неизвестность. Я окликнул бы обитателей хижины, но к этому времени уже понял, что она пуста. Шкуры, закрывавшие просветы между бревнами, были убраны, через щели можно было увидеть, что там никого нет.
Подъехав вплотную к двери и заглянув внутрь, я убедился, что это действительно так. Только стол, стулья и еще два-три предмета «обстановки» остались на месте, остальное все было увезено. На полу валялся всякий ненужный хлам, ясно указывавший, что хозяева больше не вернутся. Нечего надеяться найти их где-нибудь на участке. Проливной дождь исключал эту возможность. Конюшня была единственным местом, где они могли укрыться от него, но там их тоже не оказалось. Не было там и старой клячи, седла и уздечки. Сомнений не оставалось — обитатели покинули этот дом навсегда!
С тяжелым сердцем я спрыгнул с коня, завел его в конюшню и прошел в опустевшую хижину. Гулко отдавались мои шаги по дощатому полу, когда я осматривал мое будущее жилище. В другое время его странный вид и плачевное состояние вызвали бы у меня веселое удивление, но в ту минуту мне было не до дома и не до его обстановки. Опустившись на один из расшатанных стульев, я предался мрачному раздумью. Увидев меня тогда, всякий подумал бы, что перед ним человек, изгоняемый из своей усадьбы, а вовсе не ее новый хозяин!
Глава XXXI
НЕЖНОЕ ПОСЛАНИЕ
— Уехали! Куда же? — вслух размышлял я, но мне отвечало лишь эхо, отдававшееся в пустых стенах.
Случилось что-то совершенно непредвиденное. Никак не ожидая, что скваттер покинет свое жилище до моего возвращения, я даже не спросил, куда он намерен направиться, и не знал его дальнейших планов. Если бы не слова индианки, меня не встревожил бы такой преждевременный отъезд. Я, конечно, был бы огорчен, что не увиделся с Лилиен, о чем я так пылко мечтал, но вряд ли испытывал бы какое-нибудь беспокойство. Я считал бы, что обитатели хижины перебрались к кому-нибудь из соседей, не далее чем миль за пять. Может быть, за речку, к «другу отца Лилиен», — вероятно, к тому святоше, которого я видел у него. Да если бы они поселились и в десяти милях от участка, что значило для меня такое расстояние? Дважды в день по десять миль — только хорошая разминка для моего арабского скакуна. Я быстро разыскал бы мою нежную розу. Все леса Теннесси не скрыли бы от меня этот прелестный цветок! Так мог бы я рассуждать, если бы не злобное предупреждение индианки.
