Роберт Штильмарк - Наследник из Калькутты
Удивленный и раздосадованный оказанным приемом, лорд Ченсфильд коротко спросил, здорова ли миледи. В ту же минуту она сама появилась на пороге. Супруг сразу заметил, что она рассержена и озабочена.
— Ты не слишком торжественно обставила встречу мужа, Нелль, — проговорил он громко. — Черт побери, я не узнаю...
— Тише, бога ради тише, Фредди! — прервала его леди Эллен. — Дом полон посторонних... У нас гости и...
— Какие, к черту, гости?
— Фредди, у нас остановился французский барон... К несчастью, он тяжело заболел и, кажется, умирает... Только вчера вечером прямо из Италии прибыл еще какой-то ученый богослов, доктор Томазо Буотти Он говорит, что послан к тебе графом Паоло д'Эльяно, венецианским патрицием, у которого ты побывал в гостях. Впрочем, это все маловажно. У нас есть забота посерьезнее...
Миледи увлекла супруга в его охотничий кабинет, где камердинер уже успел засветить свечи в настольном шандале. Граф, хмуря брови, смотрел в глаза леди Эллен. Она заговорила торопливым шепотом:
— Фредди, сегодня днем Изабелла не вернулась с верховой прогулки. Мисс Тренборн уже несколько дней находила Беллу в каком-то странно угнетенном состоянии духа. Перед сегодняшней поездкой она была как будто взволнована, озабочена и бледна. Поехала она, как всегда, в сопровождении грума. В ченсфильдской роще ее встретил какой-то всадник; очевидно, он заранее поджидал ее. Грум видел его впервые. Изабелла отослала грума домой, а сама не вернулась в замок.
— Так, черт побери, нужно обыскать окрестности! Может быть, с девочкой что-нибудь случилось? Почему этот болван грум...
— Тише, Фредди, в доме посторонние... Грума я сразу послала назад в рощу, но он уже не застал там ни Изабеллы, ни ее кавалера. По их следам грум определил, что они выехали на шоссе и пустились в сторону города.
— Это что еще за новости! Чего смотрит старая дура Тренборн, черт ее побери? Ты послала в Бультон?
— Ты сам разрешил дочери сумасбродные верховые поездки... В Бультон я никого не посылала.
— Почему?
— Это настойчиво отсоветовал мне патер Бенедикт.
— Вот как? Где он?
— У больного барона, наверху.
— Зачем тебе понадобился этот барон? Откуда он свалился нам на голову?
— Это придворный французской королевы, Фредди, очень влиятельный старик. Я познакомилась с ним в пути и не могла не предложить ему гостеприимства. Болезнь его явилась неожиданностью. Но слушай, Изабелла оставила в своей комнате записку. Полюбуйся, что пишет тебе твоя дочь.
Лорд-адмирал схватил письмо, уже вскрытое его супругой.
Дорогой отец!
Несколько дней я провела в большом горе и решила покинуть твой дом, пока ты не докажешь свои права на это владение, а также подлинность твоего имени.
Мне представлены доказательства темных и страшных поступков, совершенных тобою против законных владельцев титула и поместья. Тебе предстоит доказать ложность этих тяжелых обвинений или навсегда лишиться уважения твоей несчастной дочери.
Изабелла.
Бормоча проклятия, владелец Ченсфильда скомкал бумагу и швырнул ее в холодный камин.
— Где иезуитская змея? — прошипел он, сам похожий на удава, готового проглотить дюжину кроликов. — Постой, покажи-ка ты мне сперва этого француза, этого «умирающего француза», будь проклята моя кровь! Уж не данайского ли коня ты привела ко мне в дом?
Хромая, милорд стремительно взбежал по лестнице. Миледи Эллен семенила за мужем, шелестя юбками. В нижней столовой зале часы отзвонили одиннадцать. Супруг злым полушепотом нетерпеливо проговорил на ходу:
— Ступай в столовую, Нелль, позови Буотти к ужину и не выпускай его из виду. Это, вероятно, тоже гость не случайный!
Дверь в первую из комнат, отведенных барону, он открыл без стука. Слуга господина барона Франсуа Буше всхлипывал, держа у глаз большой фуляровый платок. При виде милорда он привскочил с растерянным видом.
Владелец поместья бросил на слугу сумрачный взгляд и прямо направился к дверям второго покоя. Франсуа Буше сделал было движение, чтобы удержать его от неосторожного вторжения к больному, но хозяин дома уже распахнул дверь.
Тяжелый запах камфары, мяты и спирта еще с порога ударил в нос милорду. Юная сиделка вздрогнула от неожиданности при виде злого, дергающегося лица вошедшего. С колен сиделки скатился под постель больного клубок белой шерсти, и вязанье выпало у нее из рук. На ночном столике у постели, среди пузырьков и склянок, горела одна свеча. В самой глубине комнаты от стены отделилась невысокая черная фигура: патер Бенедикт сделал шаг навстречу графу, но, заметив выражение его лица, замер на месте.
Вошедший схватил подсвечник и резко отодвинул полог над постелью. Он увидел недвижное лицо старика с остекленевшим глазом. Лоб и другой глаз были прикрыты пузырем со льдом. Прерывистое дыхание вырывалось из полураскрытого рта. Сухие пальцы рук обирали одеяло. Человек явно умирал. Священник приблизился к постели, перекрестил больного и осторожно поправил полог, прикрывая лицо старика от света.
— Отец Бенедикт, благоволите сойти со мною вниз, — проговорил милорд, с трудом соблюдая пониженный тон.
Той же стремительной, прихрамывающей походкой он пересек приемную и, не оглядываясь, пошел по коридору. Позади него смиренно поспешал монах, широко развевая черные полы и рукава сутаны.
В нижних залах, около буфетной, навстречу графу попался лондонский посланец агента Кленча. Этот слуга был в пропыленном дорожном камзоле, и только при виде этого человека хозяин дома вспомнил о пакете, оставшемся в кармане плаща. Почти втолкнув отца-иезуита в охотничий кабинет, граф послал камердинера за пакетом и угрожающе взглянул патеру в лицо. Оно выражало скорбь и смирение. Милорд был готов схватить монаха за горло.
— Почему вы помешали жене вернуть Изабеллу? — произнес он свирепо. Бровь его плясала, рот кривился, глаза были страшны. — Уж не сами ли вы дали ей совет тайком удрать из дому?
— Я поддержал ее в этом намерении, сын мой.
Рука милорда вцепилась в плечо монаха с такой силой, что пригнула его вниз.
— Патер! Видит бог, вы готовите себе злую участь!
— Я служу богу, и жизнь моя — в его руках, равно как и жизнь вашей дочери. Мне, грешному, удалось предотвратить попытку вашей дочери покончить с собою, и я почел за благо предоставить ей тайный временный приют. Там душа ее успокоится под моим пастырским оком, и дочь вернется к вам, когда вы, милорд, успеете расправиться с вашими врагами.
Слова монаха прозвучали так проникновенно, что граф отпустил его плечо.
— Врагами? Какими врагами?
— Сын мой, вас окружают сети коварства. Враги крадутся в ночи, но клянусь вам именем святого Игнатия, у вас нет сейчас более верного помощника и друга, чем я, смиренный служитель божий. Так повелел мне не только долг христианина, но и мой высокий духовный глава.
