Роберт Штильмарк - Наследник из Калькутты
В молитвенном экстазе девушка опустилась на колени. Он ласково поднял ее, усадил на скамью и еще раз поцеловал в лоб. От движений его широких черных рукавов пламя свечей поколебалось, и лик пречистой девы будто ожил в игре смутных теней. На долю секунды Изабелле почудилось, будто костяная рука девы пошевелилась и подержала палец у губ. Изабелла подняла к лику девы заплаканные глаза. Узкое костяное лицо с выдолбленными неподвижными зрачками было безучастным, неживым, кукольным…
В наступившей тишине Изабелла различила звук капли воска, упавшей на каменную плиту пола. Прерывисто вздохнув, девушка обхватила обеими руками длинную кисть патера и зашептала:
— Отец, вы помните наше посещение тюрьмы? Вы помните узника — испанца дона Алонзо де Лас Падоса?
— Да, я помню этого человека. Продолжайте, моя дорогая дочь, — услышала она нежно-зловещий голос монаха.
— Он… не погиб при взрыве и скрылся.
— Сие мне известно, дочь моя.
— Сначала я получила его письмо, почтительное и нежное…
— И в нем он просил сохранить его обращение к вам в тайне, правда? И даже советовал скрыть его от меня, предостерегая мою дочь против ее духовного пастыря!
— Это правда. И я до сих пор молчала. Откуда вы все это знаете, отец?
— Очи духовные зорче простых человеческих глаз. Продолжайте свою исповедь, Белла!
— Третьего дня Ченсфильд посетили два молодых калькуттских юриста. Я познакомилась с ними, папа перед отъездом просил меня передать им сердечный привет и пообещал содействовать их новому предприятию.
— Помощь ближним — христианнейшее из всех помышлений милорда, Белла.
— Этот мистер Лео Ноэль-Абрагамс…
— …крещеный иудей, насколько мне известно?
— Отец мой, он только принял облик крещеного иудея из Калькутты. Этот человек — Алонзо де Лас Падос.
Исповедуемая почувствовала, как дрогнула рука ее духовника, но голос, спокойный и ровный, как прежде, произнес:
— Я давно догадываюсь об этом, Изабелла!
— Боже, святой отец, и вы тоже… храните это в тайне от всех людей? Как заблуждается в вас этот несчастный! Он убежден, что в новом гриме остался никем не узнанным.
— Он беседовал с вами наедине, Изабелла?
— Да, святой отец, и он сказал мне то, от чего я до сих пор не могу опомниться. Он сказал мне, что его настоящее имя…
— Продолжай, дочь моя, ибо мне известно и это…
— О святой отец, он открыл мне — могу ли я верить? — что его зовут Чарльз и что он мой родной брат по отцу, мой брат, которого все считают погибшим в трехлетнем возрасте…
Тоненькая восковая свечка вдруг затрещала и наклонилась, готовая упасть. В капелле, сыроватой и прохладной, сделалось чуть темнее. Отец Бенедикт выпрямил свечу, снял нагар, и маленький огонек замерцал снова. Он тихо обнял девушку за талию и, увлекая ее из молельной, заговорил убедительным, ласковым тоном наставника:
— Белла, судить о том, с какими целями этот молодой человек, под угрозой разоблачения и смерти, явился в Бультон, нам с вами не дано. Не дано нам и знать, правду ли говорят его уста или же он просто хитрый самозванец, задумавший обмануть вашего отца.
— Но он ненавидит моего… то есть, по его словам, нашего отца! Он не хочет открывать ему свое имя. Он преисполнен вражды и ненависти к богатству и славе отца.
— Не будем судить его, Белла. У нас нет этого права. Вы исполнили свой долг перед всевышним, и он просветит ваш разум. Но ради сбережения сил вашего отца, подорванных недугом, боже вас упаси сделать ему хотя бы малейший намек об этих открытиях. Не вздумайте написать ему в Италию про эти тайны. Скажите, больше никто о них не догадывается? И еще: кто же его спутник, этот индус Наль Рангор Маджарами?
Уже на пороге молельни Изабелла задержалась. Патер заметил румянец, выступивший у нее на лице.
— Этот человек тоже участвовал в той странной игре, в… обмане городских властей… Он выдавал себя за офицера королевских войск, кавалера де Кресси. Вы помните его, святой отец?
— Да вознаградит вас господь за вашу веру в его недостойного слугу! Остерегайтесь этих людей, Изабелла, ибо мы не знаем их намерений! Избегайте их. Пишите мне из Лондона обо всем, что будет тревожить и смущать вашу чистую душу.
И, осенив склоненную голову девушки крестным знамением, отец Бенедикт открыл дверь в свою приемную, где гувернантка Изабеллы миссис Тренборн уже начала проявлять признаки нетерпения.
Однако старая леди устыдилась этих чувств, взглянув своей воспитаннице в лицо. Оно было просветленным, и, казалось, сама небесная благодать незримо снизошла на это детски-невинное лицо с большими правдивыми глазами.
22. Старый роялист
1
Лондонская почтовая карета высадила перед подъездом «Белого медведя» путешественника в потертом дорожном плаще и его слугу. В гостинице приезжий взял номер и стал подробно расспрашивать лакея о деятельности бультонских таверн, ресторанов и прочих заведений, промышляющих виноторговлей. В книге постояльцев приезжий записал свое имя и звание: Микель Альбанти, купец из Флоренции, со слугою; собственная виноторговая фирма, существует с 1677 года.
Купец открыл в номере бутылку опорто, не украшенную никакой наклейкой, но распространившую благоухание, способное в несколько минут лишить любое общество трезвости всех его членов. Приезжий предложил лакею сделать глоток, и тот ощутил на небе нечто вроде дуновения живительного ветерка из розового сада. По словам купца, запас этого вина в шестьсот галлонов и побудил его предпринять путешествие в английский северный город, чтобы порадовать любителей доброго итальянского вина. Поговорив о ценах и возможных торговых конкурентах, купец закончил беседу вопросом, имеются ли в Бультоне жители итальянского, французского или испанского происхождения. Лакей отвечал приезжему утвердительно, назвав оперного тенора, двух представителей корабельных компаний, священнослужителя католической капеллы, две-три семьи французских эмигрантов-роялистов и одного ювелира. Затем тоном глубочайшего пренебрежения лакей добавил.
— Есть еще в порту итальянская шваль: грузчики, докеры и носильщики, но они предпочитают напиваться джином.
— Адреса названных вами синьоров, кроме докеров, разумеется, потрудитесь принести мне в номер вместе с заказанным обедом, — попросил иностранец.
Получив адреса и сунув довольно объемистую пачку своих итальянских кредиток в желтую кожаную сумку, синьор под вечер отправился в порт. За пирсами набережной, где с пришвартованных кораблей выгружались колониальные товары, виднелись суда на ближнем рейде, уже готовые к отплытию. Купец осведомился об их маршрутах и услышал, что датский бриг «Король Улаф» готовится после полуночи поднять якорь. Ближайший заход намечался в Кале.
