Зейн Грей - Якви
Якви взял на руки сына и стал спускаться вниз. Горные олени, бараны и перепела, которые никогда еще не видели человека, не обращали внимания на вторжение в их дикую обитель. Люди Якви, спотыкающиеся и голодные, оглядывались вокруг, и очевидная безопасность этой долины, заключенной в пустыне, с ее травами, водой, лесом и обильной дичью, рождала в них новые надежды и уверенность, что радость снова посетит их.
Они чувствовали прилив новых сил. Длинные склоны, все ярче зеленеющие по мере того как спускались путники, радовали больные глаза, утомленные ослепляющими пространствами пустыни.
Якви решил разбить лагерь при начале долины. Это место, слегка покатое, окруженное стеною скал, с ручьем и рощею сосен и твердодревника, уединенное и скрытое, располагало к себе сердце Якви. Он был почти счастлив. Но все-таки он не мог чувствовать себя и свое племя в полней безопасности, если бы даже обладал крыльями орла. Зоркие глаза Якви различили золото в песке у источника, а золото несло гибель индейцам. Но, несмотря на это, Якви был благодарен и доволен. Не скоро еще их выследят в этой дикой стране. Длинное путешествие кончилось. Женщины уже не пели печальных песен. Они развязывали тюки под ветвистыми соснами, раскладывали костры, чтобы изжарить мясо, которые должны были скоро принести мужчины, и кормили немногих уцелевших детей. Скоро голые малыши, голодные, измученные, с израненными ногами, уже барахтались в прохладной воде, похожие на пытающихся плавать утят.
Якви с ружьем в руке отправился в окрестности лагеря, чтобы узнать больше о чудесной долине. Бросившись ниц у потока, он с жадностью напился. Он, как все индейцы, любил горную воду. Но блеск золота в сыром песке снова опечалил его. Взяв горсть песку и мелкого камня, он растер и промыт их на ладони. Небольшие золотые зерна и маленькие самородки! Где-нибудь высоко, у верховья, были залежи золота. Оттуда оно было смыто вниз.
Якви знал, что здесь были сокровища, за которые белые люди готовы пролить кровь и продать самих себя. Для индейцев же – папагосов, юмов, людоедов-серисов и, особенно, для якви – золото значило не больше, чем скалы и песок, даже гораздо меньше,– они научились ненавидеть его, как проклятую приманку, привлекающую в пустыню белых охотников. Якви отыскал много золотых жил и слоев золота. Вождь ненавидел его. Оно явится постоянной угрозой для его племени. Во время половодья золотые зерна будут унесены этим горным потоком далеко вниз и, может быть, укажут белым путь сюда, в достигнутое с такими лишениями убежище.
Якви пошел дальше. Никто из племени не мог ходить так быстро и много, как он, и расстояние ничего не значило для него. Голод грыз его внутренности, но долгая ходьба по равнинам и возвышенностям не утомила его. Якви никогда не испытывал усталости. Прежде чем солнце прямо стало над его головой, он установил, что долина была хорошо укрыта с запада и поток терялся в непроходимой пустыне. Вождь пришел сюда с северо-востока и по жестокому опыту знал, что путь оттуда невозможен. Он с беспокойством взглянул на юг.
Долго он бродил и карабкался по горам и, наконец, понял, что долина, эта страна его отцов, была доступна с юга. Горные цепи и хребты постепенно переходили в бесплодную, пустынную равнину с палящим солнцем и кактусами. Вероятно, это была страна серисов-людоедов. Но летом эта страна, лишенная воды, должна быть адом. Нечего бояться юга до начала зимних дождей.
Только на закате Якви вернулся в лагерь. В темных любящих глазах его молодой жены светилась радость, когда она поставила перед ним свежее мясо.
– Единственный сын Якви будет жить,– сказала она, указывая на хрупкого спящего мальчика.
Вождь с грустью взглянул на маленькое коричневое личико последнего из его рода.
Проходили дни. Покой, обилие пищи и воды резко изменили мрачное настроение Якви. Дикая долина, окруженная, доступными только баранам и орлам, вершинами гор, была прекрасным местом для охоты. Подобно диким животным, индейцы в покое и уединении скоро забыли перенесенные страхи и пройденный путь. Вождь Якви не забывал его, но время проходило, ничто не нарушало покоя этого убежища, и его опасения улеглись. Ветер и солнце, уединенность, стада антилоп и диких лошадей вблизи лагеря – все это вливало целительный бальзам в его измученное сердце. В каньонах он нашел могилы и кости своих предков.
Проходили недели. Красные цветы вспыхнули на длинных стеблях ocatilla; раскрылись огромные, яркие, синевато-красные почки кактусов; с недосягаемых уступов в каньонах, словно золотой дождь, свешивались изящные, редкие цветы пустыни liuvia d'oro, и много других прекрасных цветов подняли свои венчики из высоких трав.
Это чудо весны не было длительно. Цветы увяли, умерли, и сухой ветер унес их лепестки. Высокие травы пожелтели и засохли. Наступило лето. Ослепительное солнце запылало над восточными хребтами, загорелось белым пламенем над тихой, печальной долиной и погружалось, как огромный раскаленный шар, в далекое, туманное море. С наступлением зноя к вождю якви пришло чувство полной безопасности. Его новый дом был окружен пожираемой солнцем огромной пустыней. Светлый горный ручей спускался все ниже и ниже, но не пересыхал. Птицы и животные, все чаще забегавшие в долину, были живыми свидетелями ужаса окружающей пустыни.
Когда наступила осень, долина была уже высохшей и серой. Лишь вдоль потока сохранилась полоска зелени, и кактусы не потеряли своей вечной свежести. Зимой начались дожди, и волна зелени разлилась по долине с восточного возвышенного края к далекому устью, где она обрывалась в бесплодной пропасти пустыни.
Месяцы проходили, и у женщин ребенок рождался за ребенком. Темноглазая жена Якви подарила ему здоровую темноглазую дочку. Качая на руках крохотное коричневое тельце, вождь вспоминал слова отца:
– Сын, уведи якви назад в горы, туда, где садится солнце,– в страну, свободную от белых людей, в пустынную долину, где олени пасутся с лошадьми. Пусть якви станут великим многочисленным народом, или лучше им исчезнуть с лица земли.
Якви смотрел на ребенка, и лицо его светилось надеждой и печалью. Слова отца были пророческими. Зеленые травы колыхались в широкой долине, дикие лошади, антилопы и олени паслись среди лошадей индейцев. У него на руках лежал его второй ребенок – дочь, а он был уверен, что сын должен быть последним в его роде. Лаская ребенка, он не забывал о золотых зернах в песке под его ногами.
Любовь Якви к жизни снова творила мечты. Жить, быть окруженным своим народом, видеть за работою свою темноглазую жену, голых крошек, играющих в траве, смотреть на эту покатую бесконечную зеленую долину, такую дикую, уединенную, такую плодоносную, чувствовать горячее солнце, ласкающий ветер и ночную прохладу, бродить по горным высотам, наблюдая и слушая, выслеживать зоркого черного барана, есть свежее мясо и пить чистую воду; отдыхать в безмолвные, жгучие полдни и в спокойном сне проводить печальные ночи, наслаждаться играми своих предков – верховой ездой и бегом, уходить одному в пустыню и побеждать там жару, жажду, холод, облака пыли и голод, быть свободным от белых людей, которые казались ему и высшими, и презренными существами,– жить, как живут орлы,– только жить,– Якви не просил большего.
![Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]](/uploads/posts/books/26551/26551.jpg)
