Томас Рид - Собрание сочинений, том 1. Белый вождь. Квартеронка.
Непрошеное вмешательство юнца начинало меня раздражать. Да и кому приятно, чтобы его ни с того ни с сего отрывали от партии виста, даже проигранной!
— Я желаю говорить с вами, ибо принимаю в вас участие. А что имею вам сообщить, вы сейчас узнаете.
— Принимаете во мне участие! Но чем я обязан, позвольте вас спросить?
— Хотя бы уже тем, что вы иностранец, которого собираются обобрать, что вы — «карась».
— Как вы сказали, мсье?
— Нет, нет, не сердитесь на меня! Я сам слышал, что вас называли так между собой ваши новые знакомые. И если вы опять сядете играть с ними, боюсь, что вы оправдаете этот почетный титул.
— Это, в конце концов, нестерпимо, мсье! Вы попросту вмешиваетесь не в свое дело!
— Вы правы, мсье, это не мое дело, но оно ваше и… ах!
Я уже собирался было покинуть несносного юношу и вернуться к прерванной партии виста, но грустная нотка, вдруг прозвучавшая в его голосе, заставила меня изменить мое решение, и я остался.
— Но вы так мне ничего и не сказали.
— Нет, сказал. Я предупредил вас, чтобы вы не садились за карты, если не хотите проиграться. И могу лишь повторить свой совет.
— Правда, я проиграл какие-то пустяки, но ведь отсюда вовсе не следует, что счастье не переменится. Тут уж скорее можно винить моего партнера — он играет из рук вон плохо.
— Ваш партнер, насколько я понимаю, одни из опытнейших картежников на Миссисипи. Если не ошибаюсь, я уже встречал этого джентльмена.
— А, так вы его знаете?
— Немного. Вернее, знаю кое-что о нем. А вы-то его знаете?
— Впервые вижу.
— А остальных?
— Я никого из них не знаю.
— Значит, вам неизвестно, что вы играете с «охотниками»?
— Нет, но я рад это слышать. Я и сам немного охотник и, вероятно, не меньше, чем они, люблю собак, лошадей, хорошие ружья.
— Мсье, вы, как видно, меня не поняли. Охотник в вашей стране и «охотник» на Миссисипи — это не одно и то же. Вы охотитесь на лисиц, зайцев, куропаток. А дичью для таких господ, как эти, служат «караси», или, вернее, их кошелек.
— Так, стало быть, я играю с…
— С профессиональными картежниками — пароходными шулерами.
— Вы в этом уверены, мсье?
— Совершенно уверен. Мне часто приходится ездить в Новый Орлеан, и я не раз встречал эту компанию.
— Позвольте, но один из них — бесспорно фермер или торговец — скорее всего, торговец свининой из Цинциннати, у него и выговор такой.
— Фермер… торговец… Ха-ха-ха! Фермер без земли, торговец без товара! Мсье, этот нарядившийся под фермера старикан — самый дошлый, как выражаются янки, то есть самый ловкий шулер на всей Миссисипи, и таких здесь немало, могу вас уверить.
— Но они просто случайные попутчики, а один из них даже мой партнер. Я не представляю, как…
— Случайные попутчики! — перебил мой новый знакомец. — Вы думаете, они только что встретились? Да я сам видел всех троих дружков и за тем же занятием почти всякий раз, как плавал по реке. Конечно, они разговаривают между собой, будто впервые видят друг друга. Но это у них заранее условлено, чтобы лучше обманывать таких, как вы.
— И вы в самом деле думаете, что они жульничали?
— Когда ставки поднялись по десяти долларов, несомненно.
— Но как?
— Да очень просто: иногда ваш партнер нарочно ходил не с той карты…
— Так вот оно что! Теперь понимаю. Пожалуй, вы правы.
— Впрочем, это даже необязательно. Будь у вас честный партнер, все равно кончилось бы тем же. У ваших противников разработана, целая система знаков, с помощью которых они сообщают друг другу, какие у них карты — масть, достоинство и так далее. Вы не обратили внимания, как они держали руки, а я обратил. Когда они кладут один палец на край стола, это значит один козырь, два пальца — два козыря, три — три, и так далее. Согнутые пальцы указывают, сколько среди козырей онеров, поднятый большой палец — туз. Таким образом, оба ваших противника знали, какие карты у них на руках. Чтобы обыграть вас, третьего помощника, собственно, и не требовалось.
— Какая подлость!
— Конечно, подлость, и я бы предостерег вас раньше, будь хоть малейшая возможность. Сделать это в открытую я не мог. И я прибег к хитрости. Господа эти не какие-нибудь мелкие плуты. Каждый из них счел бы себя оскорбленным и вступился бы за свою честь. Двое из этих господ — известные бретеры. По всей вероятности, меня бы завтра же вызвали на дуэль и пристрелили. Да и вы вряд ли поблагодарили бы меня за мое вмешательство.
— Я вам чрезвычайно признателен, сударь. Вы меня окончательно убедили. Но как вы посоветуете мне поступить теперь?
— Примириться с проигрышем и бросить игру, только и всего. Все равно вам не отыграться.
— Как! Позволить им насмеяться над собой? Дать себя безропотно ограбить? Я сяду с ними снова, я буду следить и…
— Это неблагоразумно. Я повторяю, мсье, — они не только шулеры, но известные бретеры, и не трусливого десятка. Один, как раз ваш партнер, это уже доказал, отправившись за триста миль, чтобы драться с джентльменом, который якобы оклеветал его, на самом же деле сказал о нем чистую правду. И в довершение всего убил своего «обидчика». Уверяю вас, мсье, что вы ничего не добьетесь, затеяв с ними скандал, разве только, что вас продырявят пулей. Вы иностранец и не знаете здешних нравов. Послушайтесь доброго совета и сделайте, как я вам сказал. Оставьте им эти деньги. Время уже позднее. Ступайте к себе в каюту и не думайте больше о проигрыше.
Возможно, на меня подействовало волнение, вызванное ложной тревогой, или же наша несколько необычная беседа, а также прохладный речной воздух, но, так или иначе, хмель прошел, и в голове у меня прояснилось. Я не сомневался теперь, что молодой креол говорит правду. Его манеры, тон, приведенные им доказательства окончательно меня убедили.
Я был ему очень признателен за услугу, которую он оказал мне, рискуя очень и очень многим, ибо даже самая хитрость, к которой он прибег, могла иметь для него неприятные последствия, если бы кто-нибудь видел, как он разряжал свой пистолет в воздух.
Но почему он это сделал? Почему он принял во мне такое живое участие? Открыл ли он мне истинную причину? Действовал ли он из рыцарских побуждений? Я много слышал о великодушии и благородстве французских креолов в Луизиане, и вот яркое тому доказательство. Как уже сказано, я был глубоко благодарен юноше и решил последовать его совету.
— Я поступлю, как вы сказали, мсье, но при одном условии, — ответил я.
— Каком, разрешите полюбопытствовать?
— Дайте мне ваш адрес, чтобы в Новом Орлеане я мог возобновить знакомство с вами и доказать вам свою признательность.
