Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией
Старый Дональд широко усмехнулся, сверкнув зубами:
— О'кей, вы же ведь родственник Коллинза, а? Великолепное воспитание!
Джо вытянул новый жребий и побежал назад к боксу. По радио объявили: «Номер одиннадцатый Джо Кинг получает еще раз лошадь. Он едет на Born to buck61, бронке — чемпионе прошлого года».
— На трибуне и стоячих местах весело захлопали. Держатели пари вздохнули. Коллеги смеялись в зависимости от темперамента: добродушно или злобно.
— Мальчик, ты пересаживаешься с одного черта на другого!
Джо снова залез на дощатую перегородку и уставился вниз, на жеребца, с которым ему надо было теперь выступать. Лошадь была поджарая и гибкая, у нее были тугие сухожилия, сильный темперамент и опыт борьбы.
Джо спрыгнул вниз, ворота были в ту же долю секунды распахнуты, гнедой в два прыжка выскочил и тут же взвился в воздух всеми четырьмя. Сохраняя равновесие, Джо казался мячиком на спине лошади. Первое удивленное «Ах!» раздалось в рядах публики, Гнедой зашагал как под музыку, потом высоко взбрыкнул задом, наездник одновременно, балансируя, откинулся далеко назад. Наконец, жеребец принялся извиваться словно змея. Публика не раз опасалась, что наездник будет сброшен. Несмотря на напряженную борьбу, в которой гармонично сочетались человеческая сила и ловкость, казалось, идет шуточная борьба лошади и наездника. Когда эта игра была остановлена свистком, наездник какое-то время еще оставался в позе борьбы и лишь потом расслабился и перепрыгнул на лошадь помощника.
Лошадь оставила арену, Джо услышал еще рев и буйство аплодисментов позади, но он больше ничего не видел, и только крайнее напряжение нервов позволило ему удержаться на ногах, слезая с лошади.
— Тайм Джо Кинга! — Только очки объявлены еще не были.
Стоунхорн оставил место состязаний и пошел в конюшню к своему Пегому, который приветствовал его резвее, чем хотелось бы в этот момент изможденному всаднику. Джо потом пошёл опять назад к арене. На очереди уже был номер 14. Произошло еще одно падение, при котором наездник отделался сравнительно легко, и второе, когда пришлось вмешаться врачу «скорой помощи». Успешные выступления состоялись в конце у номера 19 и у номера 20.
Был объявлен окончательный результат состязания бронков без седла. Джо еще не вполне отдавал себе во всем отчет, когда услышал:
— Победители: первое место — Джо Кинг, по времени и по очкам; второе место… третье место…
Еще не вполне ясно сознавая, что это прозвучало его имя, он поспешил как можно скорее скрыться с глаз и исчез в индейской палатке, в которой располагался с семьей.
Квини смеялась и плакала и от запоздалого волнения и от радости. У Унчиды стояли в глазах слезы. Окуте улыбался.
Стоунхорн произнес только одно слово: «Проклятье»— и основательно проверил, целы ли у него руки и ноги.
— Ты можешь своего жеребца использовать как племенного, — заметил Окуте. — Конюшни родео не берут у тебя «кусаку», им он не нужен.
Стоунхорн поразмышлял некоторое время, сидя на медвежьей шкуре, и наконец обнародовал свое решение:
— На раздачу призов я не пойду. Я всегда могу сказать, что я был слишком разбит. На деньги ты, Квини, получишь мою доверенность. Я не желаю десятки раз слышать, что я, индеец, добился первого приза, и при таких вот обстоятельствах! Я не хочу десять и двадцать раз заявлять, что я не пью, что я не имею права пить, что мне нельзя сидеть за одним столом с теми, кто пьет, что я победил на родео в Нью-Сити и был приговорен к трем месяцам тюрьмы, потому что не мог спокойно смотреть, как оскорбляют и избивают индейцев, — может быть, после этого люди иначе себя вести будут.
Окуте ответил:
— Радуйся, Инеа-хе-юкан. Ты сохраняешь своего Пегого. Я боялся, что ты застрелишь его, если зайдет речь о продаже. Ты ведь таков. Животное спасло себя и тебя.
— Может быть. Но я потрачу деньги на свое ранчо. Если я и не люблю американский образ жизни, то живу я все же в Америке.
— У тебя первый приз, на что ты потратишь деньги — это твое дело. Я бы мог тебе сказать это раньше, однако я решил подождать, что скажешь ты.
— Мне стыдно. — Это было верное слово для такого человека, как Джо.
— Ты не торговец лошадьми, Инеа-хе-юкан. Наши предки скакали на мустангах и убивали бизонов. Ты и твои друзья скачут на бронках, и ты покупаешь скот. Хау.
— Хау.
Палатка стала наполняться. Все, кто располагался в деревне, хотели поздравить победителя, которым индейцы гордились. Нерешительно интересовались также уже и тем, что собирается победитель выделить для совместного праздника.
— Вы хотите чего-нибудь выпить?
— Как же иначе, Джо!
— Нам это не позволено.
— Не позволено! В киоках не спрашивают о том, есть у нас разрешение или нет. Главное, мы платим.
— Я не выдам на это ничего.
Люди сердито морщились:
— Он слишком высокого мнения о себе, — сказал снаружи один другому. — Мы не из его племени.
— Идем, обойдемся и без него. Индеан-бой получил первую премию! За это мы должны выпить.
В конце концов Джо остался с владельцами палатки и со своей семьей.
ЧЕЛОВЕК СРЕДНЕГО РОСТА
Джо отдыхал. От чрезмерной дневной жары остальные тоже устали. Уже загорелись огни всех цветов и разной яркости. Звуки танцевальной музыки раздавались под открытым небом внутри павильонов, растекались по местности. Это был последний день мероприятий родео; каждый хотел извлечь из него все, что возможно. Территория наполнялась приезжими, которых интересовало не спортивное зрелище, а развлечения.
Индейская деревня не была самым притягательным местом, однако туда тоже закатывались все время небольшие волны публики. Посетители горели желанием заглянуть и внутрь палаток и с трудом удовлетворялись одной специально для этого открытой типи.
— У нас уже есть первый пьяный, — объявила Квини мужу, входя в типи с ведром воды.
— Что с парнем?
— Ему бы надо назад в палатку, а он не хочет. Двое подхватили его справа и слева и бегают с ним по кругу, чтобы он каких-нибудь бед не натворил.
— Хорошая полицейская служба. Может быть, им для белых пьяных тоже организовать что-то подобное?
— Ах, Джо, он же попадет в тюрьму, если его заметят, а там уж ничему хорошему не научат.
— Ты думаешь?
Квини опустила глаза.
Джо поднялся и вышел наружу.
Он увидел группу, о которой говорила жена. Дело было в совсем молоденьком парнишке, наверное шестнадцати или семнадцати лет: напившись, он вдруг заартачился, но был добродушно настроен, и весь его пьяный кураж состоял в том, что он не хотел идти в свою палатку.
Джо заменил одного из провожатых, минутой спустя он уложил упрямца на его одеяло. Джо связал его, как теленка, руку с ногой с каждой стороны вместе, и так предоставил ему провести наступающую ночь. Семья была благодарна.
