Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш
Священник, в последнее время отправлявший службу, если ныне и не служит в главной церкви поселения, именуется достопочтенным Миком Лэмом. Хотя он притязает на то, что является потомком того, кто проповедовал в храме в период, к которому относится наше повествование, время и смешанные браки произвели эту перемену фамилии, как, к счастью, и некоторые другие, в ортодоксальном толковании долга. Когда этот достойный служитель церкви ознакомился с целью, заставившей человека, родившегося в другом государстве128 и считающего себя потомком ревнителей веры, покинувших страну предков, чтобы молиться по-иному, проявить интерес к судьбам первопоселенцев долины, ему доставило удовольствие помочь расспрашивающему. В поселке и его окрестностях было много домов, где жили семейства Дадли и Рингов. Он показал камень, окруженный многими другими, носившими те же фамилии, на котором было грубо нацарапано: «Я Нипсет, наррагансет; с первым снегом я стану воином! » Идет молва, что хотя несчастный брат Фейс постепенно вернулся на пути цивилизованной жизни, он часто испытывал порывы к соблазнительным радостям, что вкусил когда-то, живя свободной жизнью лесов.
Среди этих печальных останков прежних времен священнику был задан вопрос относительно места, где был погребен Конанчет. Он с готовностью предложил показать его. Могила находилась на холме и была приметна только надгробным камнем, который трава не позволяла разыскать раньше. Он содержал всего одно слово: «Наррагансет».
— А этот рядом с ним? — спросил заинтересованный путник. — Здесь еще один, не замеченный раньше.
Священник склонился к траве и соскреб мох со скромного надгробия. Затем он указал на строку, вырезанную с большей, чем обычно, тщательностью. Надпись гласила только: «Ее оплакивала вся долина».
У ИСТОКОВ АМЕРИКИ: ИДИЛЛИЯ ИЛИ ТРАГЕДИЯ?
В национальную литературу Фенимор Купер вошел как полновластный хозяин. В своей прозе он освоил весь предшествующий литературный путь и дал едва ли не столько же разновидностей сочетания истории и романа, сколько написал книг в этом жанре. Представление о романном жанре у Купера как о повторении одной и той же модели гораздо менее правомерно, чем обратное утверждение, что все они очень разные и в главных чертах неповторимые.
Нам представляется, будто мы хорошо знаем столь знакомые нам вершины Купера: «Шпион», «Лоцман» и все книги пенталогии о Кожаном Чулке. И все же чувство это обманчивое, потому что куперовские романы получают все новое и новое прочтение в критике. По-прежнему возникают споры о том, верно ли изображал писатель индейцев? Сильный он художник или слабый? Патриот или «европеец» по своим пристрастиям? Демократ или консерватор? И множество других…
«Забытые» или недооцененные романы Купера и проясняют, и усложняют ответы на эти вопросы. Купер предстает в них подчас писателем загадочным и сложным. К числу особенно примечательных в этом плане относится «Долина Виш-Тон-Виш».
К роману об истоках Америки, о пуританстве Купер пришел закономерно — как к самому глубинному слою национальной истории: после романов об Американской революции («Шпион», «Лайонел Линкольн») последовал этюд о более ранних событиях колониальных войн («Последний из могикан»), пуританское же прошлое было самой ранней вехой в истории Америки, какая была доступна во времена Купера. Всегда соблазнительно и интересно бывает заглянуть под основание дома или храма, особенно если это твой собственный дом и если дом этот — национальная история.
Надо сказать, что, как и многие другие темы, тема пуританства к 1820-м годам оставалась еще неосвоенной в литературе США. Тут Купер тоже был первооткрывателем. Правда, писатель не был непосредственно связан корнями с Новой Англией и с пуританством настолько, как его последователи Уиттьер, Готорн, Лонгфелло. Его взгляд был суждением стороннего человека, и все же Купер не был совершенно чужд новоанглийского наследия. Можно сказать, что все американские романтики вышли из библейской образности пуританства, поскольку культурное влияние Новой Англии к началу XIX века было огромным и ни с чем другим не сравнимым. Центральное место в культуре США Библия обрела именно в Новой Англии. В этой связи интересно вспомнить, что Купер позднее стал основателем Национального библейского общества. Другими словами, путь Купера к «Долине» был закономерным, поскольку роман этот имел самое непосредственное отношение к одному из самых фундаментальных для США историко-культурных феноменов.
Пуританство и характерный для США культурный комплекс пуританизма берут свое начало непосредственно в истории первых англоязычных поселений в Новом Свете, основанных «отцами пилигримами», то есть представителями крайних ветвей протестантизма, покинувшими Англию в XVII веке, ибо они подвергались там религиозным гонениям. Провозгласив создание в колониях свободной веротерпимой общины, на деле они, однако, установили жесткое теократическое правление, основанное на строгом соблюдении моральных норм, а члены религиозных общин сильно зависели от своих старшин-проповедников. Светские аспекты жизни, в том числе развлечения (пляски, музыка, книги и т. д.), если они не были Библией и пением псалмов, последовательно изгонялись из сферы пуританского быта. В своей политике по отношению к туземцам пуритане исходили из доктрины провиденциализма («предустановленной судьбы»), собственной богоизбранности и особой миссии, будто бы возложенной на них Богом. Поэтому территориальная экспансия и агрессивность пуритан в отношении индейцев, в которых им виделись исчадья дьявола, имела идеологическую основу и отличалась последовательной непримиримостью.
Представители этой культуры, практически целиком основанной на Ветхом Завете, повсюду искали аналогии библейским событиям и ситуациям. Культура эта была книжной, предполагавшей знание древних языков, в частности латыни и древнееврейского.
Впоследствии Новая Англия (включавшая штаты Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Хемпшир, Вермонт и Мэн) надолго стала колыбелью американской интеллигенции, здесь были основаны старейшие национальные университеты. Но «пуританизм» как комплекс национального сознания сохраняется и поныне. С ним связывают склонность к саморефлексии и провиденциализму в восприятии жизни, особую жесткость и непримиримость нравственных оценок, априорную идейную заданность суждений и неспособность к восприятию иных точек зрения.
Сами отцы пилигримы оставили после себя обширный пласт хроник, описаний и «историй», отмеченных исповедальностью и духом религиозного избранничества, интенсивной духовной рефлексией, связанной с истолкованием собственной жизни и, таким образом, обращенной на самих себя. Многое в них еще было связано со средневековым сознанием. Неудивительно, что преодоление пуританского комплекса и полемика с ним протянулись через всю историю американской литературы. «Охота на ведьм» — выражение, ставшее нарицательным после сожжения пуританами девятнадцати невинных жителей городка Сейлема в поисках колдуний, которых не было. «Пуританин — это тот, кто подозревает: а вдруг кому-то, где-то, почему-то может быть хорошо», — едко заметил известный критик начала XX века Генри Менкен. «Пуритане сначала пали на колени, а встав, напали на индейцев», — вторит ему современный индейский публицист.
