Габриэль Ферри - Косталь-индеец
Когда начинается дождливое время, которое продолжается в этих широтах с июня до октября, реки быстро прибывают вследствие сильных дождей, выступают из берегов и разливаются во все стороны. С быстротой хорошего скакуна затопляют они равнину, распространяя всюду опустошение и ужас. Скоро затопленная часть страны превращается в необозримое море, покрытое обломками и трупами всевозможных животных.
Для гасиенды Лас-Пальмас было выбрано безопасное от ежегодных наводнений место. От востока к западу и на юг простирается бесконечная равнина; с севера она окаймлена грядою довольно высоких холмов. На половине высоты одного из холмов находится широкая ровная терраса — на ней-то и возвышались длинные, далеко раскинутые постройки гасиенды, задняя сторона которой примыкала к верхней части холма, и только четырехугольная колокольня возвышалась над его вершиной. Высокая и крепкая каменная стена соединяла задние постройки с жилищами слуг и хлевами, и только через толстую массивную дверь в середине этой стены можно было попасть во внутренний двор.
Свое прекрасное название гасиенда получила от довольно больших пальмовых рощ, покрывавших равнину у подошвы холма.
Чтобы быть справедливыми ко всем лицам нашего рассказа, нам необходимо еще раз вернуться к тому моменту, когда драгун расстался со студентом, а негр Брут по милости Косталя против своей воли превратился в тигреро.
Итак, оставалось около часа до солнечного заката. Колокол на колокольне гасиенды прозвонил к вечерней молитве, и при этих звуках, возвещавших об окончании дневной работы, индейцы пеоны, или полевые работники, и вакеро, или пастухи, возвращались с равнины в гасиенду, владельца которой, как мы уже сказали, звали дон Сильва.
В роскошно убранной комнате господского дома находились в это время три женщины. Две из них были дочери владельца гасиенды, третья — их горничная. Старшая из сестер, уже окончившая свой туалет, сидела у окна и время от времени посматривала на равнину, — ее звали Марианита, год тому назад она вышла замуж за молодого испанца, владельца большой близлежащей гасиенды. В настоящую минуту молодая женщина, которой едва минуло двадцать лет, гостила в родительском или, вернее, в отцовском доме, так как матери обеих сестер уже давно не было в живых. Младшая сестра — Гертруда, еще не кончила свой туалет; она сидела на китайской циновке, между тем как горничная убирала ее волосы, пышные пряди которых плохо повиновались усилиям служанки. Обе сестры обладали всеми прелестями испанских креолок — красивой наружностью, тонкими чертами лица и бархатными черными глазами. Обе походили одна на другую, но отличались выражением лиц: личико Марианиты бойкое, слегка насмешливое, выдавало ее веселый характер, тогда как выразительные глаза и задумчивое лицо доньи Гертруды обнаруживали характер серьезный и более рассудительный.
Причина, по которой обе дамы так старательно занимались своим туалетом в довольно поздний час, крылась в том, что сегодня вечером ожидались двое гостей. Один из них был супруг Марианиты, другой — драгунский капитан дон Рафаэль. Первому предстояло проехать не более двух миль, и потому его ждали с минуты на минуту; второму было необходимо сделать более двухсот миль, и хотя он обещал приехать именно в этот день, но при таком продолжительном путешествии легко мог и опоздать на день. Тем не менее донья Гертруда была уверена в том, что храбрый капитан приедет именно сегодня. Мы скоро узнаем почему, а пока достаточно сказать, что донья Гертруда и дон Рафаэль считали себя женихом и невестой, прежде чем их родители окончательно решили это дело. Разразившееся восстание отсрочило осуществление общих семейных планов на неопределенное время и в то же время послужило испытанием политических мнений обитателей обеих гасиенд. Марианита и ее супруг стояли за королевскую власть, а дон Сильва и его младшая дочь склонялись на сторону восставших. Отец дона Рафаэля, купивший соседнюю гасиенду Дель-Валле, тоже держался революционного образа мыслей, равно как и его сын, которого он вызвал домой только для того, чтобы посоветоваться, как ему наилучшим образом оставить королевскую службу и примкнуть к освободителям родины.
После этого отступления вернемся опять в будуар сестер на гасиенде Лас-Пальмас.
Приведя в порядок волосы Гертруды, горничная вышла по знаку своей госпожи, а нетерпеливая Марианита снова поспешила к окну.
— Напрасно я смотрю во все стороны, равнина пуста! — воскликнула она через некоторое время. — Я не вижу ни дона Фернандо, ни дона Рафаэля, и боюсь, милая Гертруда, что мы напрасно так заботились о своем туалете. Через полчаса солнце зайдет.
— Дон Фернандо приедет, — сказала Гертруда кротким голосом.
— Ты хочешь меня утешить, — возразила молодая женщина, — но моя нетерпеливая натура уже возмущается медлительностью гостя… А! — воскликнула она внезапно. — Я вижу на горизонте облако пыли… Наконец-то показался всадник!..
— Всадник? — воскликнула Гертруда оживленно. — Какого цвета его лошадь?
— Его лошадь оказывается, к сожалению, мулом, как я теперь вижу. Это не тот, кого мы ожидаем.
Гертруда слегка вздохнула.
— По-моему, это священник, — продолжала Марианита. — Он скачет в галоп и имеет важный и печальный вид. Он заметил меня и делает знак рукой.
— А других всадников ты все еще не видишь? — спросила Гертруда.
— Нет, никого, кроме погонщика мулов, который гонит все свое стадо в галоп и так же, как священник, направляется сюда. Не понимаю, почему эти люди и животные так торопятся.
Скрип растворившихся ворот и суматоха, поднявшаяся на дворе, указывали, что не только священник, но и погонщик со своим стадом воспользовались гостеприимством дона Сильвы.
Обе сестры не имели никакого представления об опасности, угрожавшей путешественникам на равнине.
В это время в гасиенде началось еще более сильное движение.
— Что это такое? — воскликнула испуганная Марианита. — Не вздумали ли поднявшие бунт на западе разбойники напасть на гасиенду?
— Почему ты называешь разбойниками людей, которые сражаются за свободу своей родины и во главе которых стоит священник? — возразила Гертруда тоном легкого упрека.
— Почему? Да потому, что они враги испанцев, потому что в моих жилах течет испанская кровь, потому что мой муж — испанец! — с жаром воскликнула Марианита.
Внезапно раздавшийся звон колокола заставил обеих сестер вздрогнуть и прекратить спор, грозивший принять более жаркий характер.
Марианита хотела пойти узнать о причине тревоги, как вдруг горничная растворила дверь и, не дожидаясь вопросов, воскликнула:
