Роберт Стивенсон - Остров сокровищ. Черная стрела
Впереди шла невеста, печальная, бледная, как снег. Она опиралась на руку сэра Дэниэла; ее сопровождала подружка, маленькая леди, которая помогла Дику прошлой ночью. Следом за невестой шел в сверкающей одежде сам жених, приволакивая подагрическую ногу. Когда он ступил на порог храма и снял шляпу, стало видно, как порозовела от волнения его лысая голова.
И вот наступил час Эллиса Дэкуорта.
Дик сидел оглушенный, раздираемый противоречивыми чувствами, ухватившись за стоящую перед ним скамью. Вдруг он заметил движение в толпе. Люди подались назад, глядя вверх и воздевая руки. Подняв голову, Дик увидел трех человек, которые, натянув луки, склонились с хоров. Полетели стрелы, и, прежде чем толпа успела вскрикнуть, неведомые стрелки, как птицы, вспорхнувшие со своих жердочек, исчезли.
В церкви все кричали и вопили; священнослужители в ужасе повскакали со своих мест; музыка смолкла; колокола звонили еще несколько мгновений, но слух о несчастье скоро долетел даже до колокольни, и звонари, раскачивавшиеся на веревках, тоже прекратили свою веселую работу.
Прямо посередине церкви лежал мертвый жених, пронзенный черной стрелой. Невеста упала в обморок. Сэр Дэниэл, возвышаясь над толпой, стоял пораженный и разгневанный; длинная стрела, трепеща, торчала из его левого предплечья; другая стрела задела его лоб, и по лицу струилась кровь.
Задолго до того, как начались поиски, виновники этого трагического происшествия прогремели по винтовой лестнице и удрали через заднюю дверь.
Но Дик и Лоулесс все еще оставались заложниками. Правда, они вскочили при первой тревоге и отважно пытались пробиться к дверям. Но им помешали тесно сдвинутые скамейки, их затолкали испуганные священники и певчие. Удрать им не удалось, и они мужественно возвратились на свои места.
Внезапно сэр Оливер, бледный от ужаса, поднялся на ноги и, указывая рукой на Дика, подозвал сэра Дэниэла.
— Вот Ричард Шелтон! — крикнул он. — О, горький час! Он виновен в пролитой крови! Хватайте его! Прикажите его схватить! Ради спасения нас всех, хватайте его и крепко свяжите! Он поклялся нас погубить!
Сэр Дэниэл был ослеплен гневом, был ослеплен кровью, струившейся по его лицу.
— Где? — проревел он. — Тащите его сюда! Клянусь крестом Холивуда, он раскается в своем преступлении!
Толпа расступилась, и стрелки хлынувши на клирос. Дика грубо схватили, стащили со скамьи и поволокли за плечи по ступеням алтаря. Лоулесс сидел тихо, как мышь.
Сэр Дэниэл, отирая кровь с глаз и мигая, смотрел на своего пленника.
— А, — сказал он, — попался, изменник и наглец! Клянусь самыми страшными клятвами, за каждую каплю крови, которая сейчас течет мне в глаза, ты заплатишь стоном. Ведите его прочь! — продолжал он. — Здесь ему не место! Тащите его в мой дом! Я измучу пыткой каждый вершок его тела!
Но Дик, оттолкнув стражников, возвысил голос.
— Я в храме! — воскликнул он. — Здесь храм! Сюда, отцы мои! Меня хотят вытащить из храма…
— Из храма, который ты осквернил убийством, мальчик, — заметил великолепно одетый рослый человек.
— Где доказательства? — вскричал Дик. — Меня обвиняют в преступлении и не приводят ни одного доказательства. Да, я домогался руки этой девушки! И она — беру на себя смелость заявить об этом — благосклонно относилась к моим домогательствам. Ну и что ж? Любить девушку — не преступление; добиваться ее любви — тоже не преступление. Ни в чем больше я не виновен.
Дик так отважно заявлял о своей невиновности, что кругом раздался одобрительный шепот. Однако немало было и обвинителей, громко рассказывавших, как нашли его прошлой ночью в доме сэра Дэниэла, кощунственно переодетого монахом. Среди этой суматохи сэр Оливер внезапно указал на Лоулесса как на сообщника. Его тоже стащили со скамейки и усадили рядом с Диком. Страсти с обеих сторон разгорелись, и, пока одни тащили пленников то туда, то сюда, чтобы помочь им убежать, другие ругали их и колотили кулаками. У Дика шумело в ушах, кружилась голова, точно он попал в бешеный речной водоворот. Но рослому человеку, который заговорил с Диком, удалось громкими приказаниями добиться тишины и восстановить порядок.
— Обыщите их,— сказал он,— нет ли у них оружия. Тогда мы узнаем об их намерениях.
У Дика не нашли никакого оружия, кроме кинжала, и это говорило в его пользу, пока кто-то услужливо не вытащил этот кинжал из ножен; и все увидели, что на нем кровь Раттера. Приверженцы сэра Дэниэла заорали, но рослый человек повелительным жестом и властным взглядом заставил их замолчать. Однако, когда дошла очередь до Лоулесса, под его рубашкой нашли пук стрел, таких же, как те, которыми был убит злополучный жених.
— Ну, что вы теперь скажете? — сурово спросил Дика рослый человек.
— Сэр, — ответил Дик, — я нахожусь под защитой храма. Но по вашей осанке, сэр, я вижу что вы человек важный и могущественный; на вашем лице я читаю знаки справедливости и благочестия. Вам я охотно сдаюсь в плен, не воспользовавшись защитой этого священного места. Убейте меня своею благородной рукой здесь на месте, но только не отдавайте во власть этого человека, которого я открыто обвиняю в убийстве моего родного отца и в незаконном присвоении моих поместий и доходов! Вы своими ушами услышали, как он угрожал мне пытками еще тогда, когда я не был признан виновным. Вы поступите неблагородно, если выдадите меня моему заклятому врагу и старому притеснителю. Судите меня по закону, и если я действительно окажусь виновным, предайте меня милосердной казни.
— Милорд, — крикнул сэр Дэниэл, — зачем вы слушаете этого волка! Окровавленный кинжал уличает его во лжи.
— Ваша горячность, добрый рыцарь, — ответил высокий незнакомец, — свидетельствует против вас.
И вдруг невеста, которая только что пришла в себя, вырвалась из рук тех, кто держал ее, и бросилась на колени перед рослым человеком.
— Милорд Райзингэм, — вскричала она, — выслушайте меня во имя справедливости! Меня насильно заточил здесь этот человек, похитив от родных. С тех пор я не видела ни жалости, ни утешения, никто не поддержал меня, кроме Ричарда Шелтона, которого теперь обвиняют и хотят погубить. Милорд, он был вчера ночью в доме сэра Дэниэла, он пришел туда из-за меня; он пришел, услышав мои молитвы, и не замышлял зла. Пока сэр Дэниэл был добр к нему, он честно бился вместе с ним против «Черной стрелы»; но когда гнусный опекун стал покушаться на его жизнь и он убежал ночью, спасая душу, из кровавого дома своего опекуна, куда было ему деваться, ему — беспомощному, ограбленному? И если он попал в дурное общество, кого следует винить: юношу, с которым поступили несправедливо, или опекуна, который нарушил долг?
