Джин Вулф - Пират
Я помотал головой:
— Я вовсе не ангел, падре.
— Бог может считать иначе. Ты грешил. Думаешь, ангелы никогда не грешат? Будь это так, сын мой, они бы стояли в глазах Бога столь же высоко, как наш Спаситель. Но они — простые слуги Божий, как мы.
— Со мной девушка, падре. Мы с ней полюбили друг друга и хотели пожениться, но не могли. Во-первых, мы находились в таком месте, где не было возможности провести брачный обряд должным образом, и еще были разные другие проблемы.
— Понимаю. Она беременна?
Я кивнул.
— Вы скажете, что мне следует жениться на ней. Именно этого я и хочу. Все остальные проблемы уже разрешились, и мы оба здесь, в Веракрусе. Мы хотим обвенчаться в вашей церкви и хотим, чтобы обряд провели вы.
Он спросил, нет ли каких препятствий к нашему браку. Не являемся ли мы родными братом и сестрой? Или двоюродными? Состоял ли кто-нибудь из нас в браке раньше? И так далее. Я объяснил, что мы не связаны никакими узами родства, что я никогда прежде не был женат, а Новия вдова.
— Ты в этом уверен, сын мой?
Разумеется, я был уверен, о чем и сказал священнику. Он обвенчал нас на следующий день.
Наверное, Новия думала, что я куплю лодку и отправлюсь за сокровищами капитана Берта сразу после брачной церемонии, и страшно обрадовалась, когда я не сделал этого. Я не хотел покидать город, поскольку очень тревожился за Новию. Я мог бы оставить ей много денег и оставил бы. И все же я знал, что начну сходить с ума от тревоги, как только отчалю от берега. Если бы мне нужно было только дождаться появления на свет нашего ребенка, я бы ждал с превеликим удовольствием. До родов оставалась всего пара месяцев — срок недолгий. Но дело в том, что я не рискнул бы взять нашего ребенка в плавание на две-три недели или на целый месяц, покуда он или она не подрастет хотя бы лет до восьми, а лучше до десяти. Значит, мне придется оставить Новию одну под присмотром Маху, и эта мысль пугала меня до полусмерти.
Однажды я шел по улице и вдруг увидел высокого худого мужчину с видавшим виды лицом. Я таращился на него, таращился, а он просто ухмылялся мне.
— Брат Игнасио! Дружище! — наконец завопил я так громко, что все вокруг наверняка решили, что у меня не все дома.
— Привет, Крис! — Он перестал ухмыляться, но не мог сдержать улыбки. — Как поживаешь?
Я привел брата Игнасио в наши комнаты, познакомил с Новией и выслушал его историю, пока мы четверо перекусывали и потягивали вино.
— Да рассказывать-то, в общем, нечего, сеньора. Я был послушником в монастыре, где учился Крис. Мальчикам там приходилось не только учиться, но и работать — работа относится к самым важным вещам, которым должен научиться мальчик, — и Крис обычно помогал мне пропалывать сад, подрезать виноград и апельсиновые деревья, ухаживать за свиньями. Я полюбил его, как сына, и знаю, он уважал меня.
— И по-прежнему уважает, — сказал я.
— Спасибо, Крис. — Широко ухмыляясь, он повернулся к Новии. — Когда он покинул монастырь, я понял, что не хочу оставаться там без него. Я последовал за ним, надеясь при случае помочь ему. — Он попытался принять серьезный вид, но не сумел. — Этого цыпленка ты мне задолжал, Крис. Однажды я купил на базаре цыпленка, а ты украл его.
— Так это были вы! — Я не мог поверить.
— Именно я. Так что ты задолжал мне цыпленка, но нынче вечером возвращаешь долг. Можно мне добавки?
Новия передала брату Игнасио цыпленка.
— Потом я потерял тебя из виду, — продолжал он, — и больше рассказывать особо нечего. Я нашел честную работу, часто исповедовался, посещал богослужения, когда мог, и вот я здесь. А ты преуспел в жизни, Крис, я всегда знал, что так будет.
— В каких-то отношениях преуспел, — сказал я, — а в каких-то — нет. Может, когда-нибудь нам доведется поговорить об этом. Сейчас я хочу задать своей жене один вопрос. Новия, помнишь, что я говорил тебе про брата Игнасио, когда мы были на острове Вирджин-Горда?
Она кивнула.
— Ты сказал, что он стал тебе вторым отцом, Крис. Я помню все, что ты говорил о нем впоследствии, а ты часто вспоминал брата Игнасио.
— Верно. Я сказал также, что доверяю ему больше, чем самому себе.
Новия снова кивнула.
— Это я тоже помню.
— А ты доверяешь ему, Новия? Теперь, когда познакомилась с ним?
— О да! — Она сердечно улыбнулась Игнасио. — Он очень похож на тебя, хотя гораздо старше. Хороший человек.
Она сняла тяжкий груз с моих плеч, и я не смог бы перестать улыбаться, даже если бы захотел. Я спросил Игнасио, чем он занимается сейчас.
— Да в общем-то, ничем, Крис. Я уволился с корабля по нашем прибытии в Веракрус, поскольку хотел задержаться здесь. С тех пор перебиваюсь случайными заработками. Если хочешь нанять меня, я готов работать за умеренную плату.
Я назвал сумму, вдвое превосходящую среднее жалованье матроса и равную жалованью, которое мы платили Маху.
— Отлично, если работа мне по силам. В чем она заключается?
— Нужно будет присматривать за Новией в мое отсутствие. Повитуха говорит, что до родов осталось еще шесть недель, и я надеюсь вернуться к сроку. Но я хочу быть уверен, что рядом с Новией находится рассудительный человек испанского происхождения, а самое главное — искренне заинтересованный в ее благополучии.
— И благополучии ребенка, — добавил Игнасио.
Так мы обо всем договорились. Я отдал Новии большую часть золота, остававшегося в моем денежном поясе. Она будет платить Игнасио и Маху и вправе уволить одного из них или обоих сразу, коли сочтет нужным. Я купил чудесный маленький шлюп, которым мог управлять в одиночку, погрузил на него необходимые припасы и вышел в море.
На пятый день плавания я попал в шторм, продолжавшийся всего часов пять, если не меньше. Возможно, это был ураган, хотя сезон ураганов тогда еще не наступил.
Я держался на поверхности воды, уцепившись за рым-болт, который установил на своем прекрасном маленьком шлюпе, предполагая оснастить его кливером. Рым-болт находился на самом крупном обломке суденышка, и немного погодя я сумел забраться на него. Я уже почти не дышал, когда меня подобрали мексиканские рыбаки.
На борту у них имелось маленькое радио, передававшее прогноз погоды, тогда-то я и понял, в каком времени нахожусь.
* * *Я пишу эти строки в самолете, летящем в Майами. Там я проведу три часа и сяду на самолет до Гаваны. Я собираюсь отправить вам это почтой, прежде чем улечу. Знаю, вы не поверите в мою историю, но тут уж я ничего не могу поделать.
У меня не осталось времени подробно описывать дальнейшие события, да мне и не хочется в любом случае. Я работал на мексиканских судах, а потом вернулся в США, что не составило особого труда. Со мной происходило всякое, и дважды я едва не попал в тюрьму. Я умудрился поступить в семинарию, объяснив, что вырос на Кубе. Поскольку у власти там находились коммунисты, проверить факты моей биографии не представлялось возможным. Меня приняли, убедившись, что я не состою на учете в ФБР.
