Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

Глава 61

Редж закончил письмо матери, в котором пересказал всё, что произошло, и от всего сердца извинился за то горе, которое причинил ей. Затем он взялся писать письмо Флоренс и понял, что никак не может найти нужные слова. Он десятки раз начинал, а потом рвал бумагу в клочки. Загвоздка была в том, что Реджу становилось плохо от одной лишь мысли, что она может возненавидеть его. А всякий раз, когда он представлял, как Флоренс читает его письмо, ему казалось, что с её стороны будет только одна реакция: злость, перерастающая в ненависть. Шли дни, и он уже опоздал послать письма с матерью и сестрой Джона. Прошла уже целая неделя, а он всё ещё не определился, что написать.

Любопытство Молли, которая поначалу осуждала его, взяло верх, и она принялась выуживать у Реджа подробности истории с подделкой имени. Но Редж теперь смотрел на неё совсем по-другому. Она была бесчестной сплетницей, ему не следовало её целовать, не надо было ничего рассказывать про миссис Грейлинг и мисс Гамильтон. Он решил держаться от неё подальше, но это было не так-то просто, учитывая, что они работали в одном доме. По отношению к нему Молли напоминала собаку, вцепившуюся в кость.

— Ты должен был сказать мистеру Грейлингу, что не ему рассуждать про фальшивые имена, когда его собственная зазноба то же самое проделала на «Титанике», — твердила она. — Я бы не сдержалась. И у него ещё хватает наглости!

— Мне бы и в голову не пришло сказать ему такое, — говоря, Редж поглядывал на Альфонса, стоявшего к нему спиной. По всему было видно, что тому совсем не нравится тема их разговора.

— А что, если это он убил миссис Грейлинг? Я бы хотела знать точно. Может быть, нам всем тут грозит опасность.

Реджа удивляло, почему она не остерегается высказывать свои мысли в присутствии Альфонса, и подозревал, что такие речи тот слышит из её уст уже не в первый раз.

— Этого не может быть, Молли. Мистер Грейлинг — джентльмен из высшего общества, а у них очень высокие нравственные требования.

В доказательство Молли, всплеснув руками, поведала историю, напечатанную год назад в газетах, — про мужчину, который убил служанку своей жены.

Редж, погружённый в собственные размышления, почти не слушал её. Невозможно представить, что мистер Грейлинг окажется убийцей, хотя у того и имелась тайна, которую он тщательно оберегал. Поэтому он и не уволил Реджа. Возможно, в этом и скрывалась причина его покровительственного отношения. Мистер Грейлинг не хотел, чтобы Редж пошёл к тому репортёру и заявил, что его неправильно поняли, что миссис Грейлинг не было в шлюпке, и более того, вместе с мистером Грейлингом на «Титанике» находилась любовница. Он сделает всё, чтобы не дать Реджу об этом рассказать.

Тем временем Молли поняла, что Редж потерял к ней интерес. Он больше не ходил за ней в кладовку целоваться, а когда она присоединялась к нему на заднем крыльце, быстро докуривал сигарету и возвращался в дом. И всё же Редж опешил, когда накануне отъезда на Лонг-Айленд вошёл в кухню и увидел, как она целуется с Альфонсом.

Он чуть не рассмеялся, потому что Альфонс был сантиметров на тридцать выше Молли и вынужден был изогнуться под каким-то неловким углом, чтобы дотянуться до её губ. Она отпрянула, бросив на Реджа хитрый взгляд. «Да она специально это подстроила, — подумал он. — Хочет, чтобы я ревновал».

На самом деле Редж испытал облегчение. Слава богу, Молли переключила внимание на другого. Альфонс же был счастлив и, помешивая суп, напевал себе под нос «На Авиньонском мосту». «Удачи вам обоим», — мысленно пожелал Редж.

В ту ночь, ворочаясь на кровати, он думал про Молли, про все её уловки и ухищрения, и ужасно скучал по Флоренс. Она никогда в жизни не позволила бы себе такого. Редж не надеялся на прощение, но обязан был быть с ней честным. Он вылез из постели, сел за письменный стол и в эмоциональном порыве написал следущее:

«Дорогая Флоренс!

Прости, что я не объяснился с тобой раньше. Я много раз брался за перо, но не мог ничего написать, потому что боялся, что в результате ты возненавидишь меня. Мне так хочется рассказать тебе, через что мне пришлось пройти, но ты же знаешь я не мастак писать.

Помнишь, ты сказала, что, когда мне плохо, я запираюсь в своей раковине и прячусь ото всех? Именно это со мной происходит теперь. Дело в том, что человек, который составлял на „Карпатии“ списки выживших, подумал, что я — Джон, а я не успел его переубедить, а позже решил, что пусть так и будет, что мне лучше выдать себя за Джона, которого уже нет на свете. Не знаю, о чём я тогда думал. Это был ужасный поступок.

Когда меня разыскали мать и сестра Джона, я наконец понял, что наделал. Видимо, у меня после плавания в океане стало плохо с головой. Они прекрасные люди и вроде бы даже простили меня, но я себя не простил.

Я часто думаю о тебе, и мне очень хочется с тобой поговорить, но я не могу себя заставить отправиться в плавание до Англии. Сама мысль об этом приводит меня в ужас. Поэтому мне приходится пока оставаться тут. В любом случае я не тот человек, которого ты знала. Я пережил огромное потрясение и не знаю, приду ли когда-нибудь в себя. Мне больше нечего тебе предложить, но я безумно скучаю и всегда буду хранить память о том времени, когда мы были вместе.

Я желаю тебе встретить человека, который сможет дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Я надеюсь, что ты не будешь меня слишком сильно ненавидеть. Я всегда буду любить тебя и желать только хорошего.

Любящий тебя Редж».

Закончив, он запечатал конверт и надписал адрес, не обозначив обратного. Оба письма он отдаст утром мистеру Фрэнку. Тот остаётся в Нью-Йорке присматривать за городским домом, и у него будет возможность отправить их.

После этого сон не шёл к Реджу. Он лежал, представляя себе, какие последствия будут иметь его письма. Он старался не думать о том, какое лицо будет у Флоренс, когда она его получит. Ему невыносима была мысль, что он причиняет ей боль. Младшие братья почувствуют себя преданными. Может, надо было написать им отдельно? И только одному богу известно, как отреагирует мать. А вдруг она отречётся от него?

Помимо тяжёлых дум о письмах, Реджа мучила перспектива путешествия на Лонг-Айленд. Он надеялся, что до острова не придётся добираться долго. Все эти тревожные мысли вихрем кружились у него в голове, и когда Редж наконец задремал, ему приснилось, что он стоит в небольшой лодке, которая неумолимо погружается в воду. Он кричит изо всех сил, но никто не слышит его воплей.

Редж проснулся в поту и с пересохшим горлом. Он что, кричал во сне? Похоже, кричал. Сон был знакомым, и он видел его много раз с тех пор, как приехал в Нью-Йорк. Эта картина иногда маячила перед ним даже днём.

* * *

У мистера Грейлинга было два автомобиля. Они с мисс Гамильтон находились во впереди идущем, в то время как пятеро слуг, включая Реджа, Молли и Альфонса, ехали позади. Влившись в поток машин, они направились в центр города и въехали на длинный мост через Ист-Ривер, миновав пирс, где раньше стоял «Титаник». Между двумя громадными башнями были натянуты подвесные тросы. Это была невероятно впечатляющая конструкция, и, пока они двигались по мосту, Редж глазел по сторонам, стараясь ничего не пропустить.

— Вот мы и на Лонг-Айленде, — объявила Молли, как только они съехали с моста. — Моя мать живёт в Бруклине, это недалеко отсюда. Вон там была моя школа, в конце той дороги, — по ходу показывала она.

— Это Лонг-Айленд? — удивился Редж. И нам не придётся садиться в лодку?

— Нет же, глупый. Только мост проехать. Лонг — Айленд огромный. Больше сотни миль в длину, до самого мыса Монток. Нам ещё по крайней мере два часа ехать до летнего дома. Тебе там понравится. Он стоит на берегу. Тебе ведь там нравится, Альфонс? Когда же мы наконец вырвемся из этой городской жары?

Альфонс лишь пожал плечами:

— Там неплохо. Морские продукты хорошие. У нас свои ловушки для лобстеров в заливе.