Алекс Белов - Зелёные Созвездия
Стучусь.
Мне обо всём рассказывают торопливые шаги, которые несутся к двери из глубины комнаты. Нервно щёлкает замок, привычный свет бьёт в лицо, на пороге силуэт деда, а потом меня обхватывают его руки.
— Я знал! — приговаривает он. — Я знал, что ты вернёшься, Никитушка.
* * *Мы сидим за столом в кухне и пьём чай. Они — чай. Я — кофе. Бабушка уже выплакала все слёзы, и теперь суетится с чайником, на столе появляется чашка с печеньем.
Дедушка сложил руки у губ и смотрит на меня жалобным взглядом. Его строгий изгиб бровей иногда выдаёт что-то по-настоящему тёплое, как сейчас.
— Где ты всё это время был? — спрашивает он.
— На склоне. В лагере зелёных, — отвечаю я, отпивая кофе.
— Я так и знал, — кивает дед. — Я не пошёл туда потому, что подумал, что у вас там какие-то свои серьёзные темы.
— Ну… — я задумываюсь. — Так и было.
Дед Толик вздыхает и отпивает чаю. К нам присоединяется бабушка.
— А одежда где твоя, Никитушка? — спрашивает она.
— Это… тоже оттуда, — коротко отвечаю я. — Сложно объяснить. Вы заявляли в полицию?
— Баба Даша заявляла, — говорит дедушка. — Она очень суетилась тут. Завтра позвоню ей и скажу, что ты вернулся.
— Она всё ещё настроена забрать меня? — усмехаюсь и протягиваю руку за крекером.
— Конечно, — кивает дед, а потом долго думает. Я вижу, что слова даются ему с трудом. — Но знаешь… — произносит он. — Мы подумали, что тебе необязательно жить у неё. Оставайся у нас, если хочешь. И знаешь что, ты уж прости меня, старого, за то, что наговорил тогда.
Да, такие слова моему суровому деду даются действительно с трудом. И вдруг я знаю, что хочу ему рассказать.
— Я… я видел Лиру, — говорю.
Дед смотрит на меня исподлобья.
— Тебе, может, будет сложно это понять, но она сейчас младше меня. Совсем такая, как тогда, когда училась с тобой в школе. Вообще-то, она спасла меня. Если б не она, то я бы не вернулся.
Дед долго смотрит перед собой, ничего не говоря, а потом вдруг начинает плакать.
— Вокруг творится что-то невообразимое. И ты во всё это втянут. А мне так тяжело. Никита, не уходи жить ни к какой бабе Даше. Когда ты исчез, я понял, как нам тяжело без тебя. Пока ты в моём доме, ты будешь напоминать мне её. Мою дочь. Оставайся.
Бабушка начинает плакать в унисон деду. И мне становится неуютно. Я беру их за руки и вру:
— Я обязательно останусь с вами.
* * *Когда бабушка разогревает мне ужин, я поднимаюсь наверх. На второй опустевший этаж, который теперь весь мой. На секунду я останавливаюсь в коридоре у двух дверей друг против друга: моей и маминой комнаты. На обоях засохшие кровавые отпечатки моих ладоней.
Их силуэты болью отражаются во мне.
Я иду в комнату. Потом захожу в ванную. Вот и Резиновая Утка, которая не кажется теперь страшной. Возникает непреодолимое желание принять душ. Как давно это было?..
Я всё же поддаюсь.
После душа оборачиваюсь в полотенце и падаю на кровать. Моя родная комната, которая теперь потерялась в огрызке жизни. И держится наплаву только благодаря дедушке и бабушке. Я вдруг понимаю, что не люблю их, как бы стыдно это ни звучало.
Когда я переодеваюсь во всё чистое, внизу зовёт голос бабушки. Готов фасолевый суп. Она сварила его не на мясе. Надо попробовать…
* * *Ночь.
Дом погружается во тьму.
Бабушка и дедушка спят.
Я не сплю. Лежу поверх покрывала одетый и вычисляю момент. И когда мне кажется, что он настал, встаю и зажигаю настольную лампу. Слёзы дедушки вечером заставили меня задуматься, поэтому я решаю оставить записку.
Расправляю тетрадный лист, зажимаю ручку. Надеюсь, дедушка тоже плохо знает русский, а в полиции не будут смеяться над моими каракулями, в конце концов, по русскому у меня всего лишь тройка. Я пишу:
Дедушка и бабушка я люблю вас. Но мне нужно уйти. Если вы утром будите читать это письмо значит я не вернулся. Я знаю что без меня вам будит тоскливо, но на мне лежит ответственость за многие вещи в Природе. Я не умер. Мне не плохо. И не расказывайте об этом полиции. Я ушёл туда куда обычные люди не доберутся. Тёте Даше тоже не показывайте записку. Пусть и дальше ищет меня со своими полицейскими. Может быть мы ещё увидимся. Я всегда буду помнить про вас.
Никита.
Перечитав записку несколько раз, я положил её у компьютера, потом посмотрел в тёмный монитор. Как же мне теперь противна эта машина, которая когда-то была частью моей жизни, если не центром.
Ну вот и всё.
Я спускаюсь вниз по мрачной лестнице. Третья, пятая и седьмая ступеньки скрипят, поэтому, я их на всякий случай перешагиваю. На мне джинсы, рубашка, олимпийка, не замёрзну, думаю. Но не хватает главного атрибута!
В прихожей я снимаю с крючка салатовую кепку и рассматриваю её. Она такая старая, что даже кажется мудрой. На боках козырька чуть протёрлась ткань, углы немного тёмные от пыли и грязи.
Улыбаюсь и надеваю её. Выхожу на крыльцо. Двор утопает во тьме, ветерок пытается пробрать до костей. Я останавливаюсь у столба-перекладины крыльца и снимаю с шеи амулет воды.
— Извини друг, а тебя брать опасно.
Я вешаю амулет на скрюченный гвоздик. Он напоминает палец Тёмного Повелителя. Я вздыхаю. В этой местности на первом уровне Тёмный сейчас негодует. Готовый убить любого и каждого.
Но шанс есть. Об этом даже Повелительница Воды говорила. Я опускаюсь с крыльца. Немного размышляю. Нащупываю в душе пустоту, и ложусь на спину.
Звёзды.
Привет.
Вы тоже сбиваетесь в созвездия, как и мы. Или это мы у вас содрали идею?
Улыбаюсь, закрываю глаза и перехожу на первый уровень. Во тьму.
Уши тут же разрезает металлический скрежет, заставляющий меня открыть глаза. Те же окрестности. Чернота и ничего больше. Ночью даже серого пятна солнца нет. Но прямо надо мной закручиваются вихри и смерчи чернее самой черноты. В них я чувствую сущность Повелителя.
Осторожно, двигаясь не особо резко, сажусь и оглядываюсь. Поначалу ничего не вижу и боюсь, что Повелительница Воды ошиблась, но видимо, всё дело в кромешной тьме.
Сквозь толщу черноты вижу серое мерцание. Словно каракатица подползаю к глыбе и прислушиваюсь к неистовству Повелителя над головой. Я пытаюсь украсть конфетку из-под носа льва. Если он заметит, то я не смогу мгновенно вынырнуть обратно. Амулет висит на крыльце пятого уровня.
Но меня не замечают, тогда я обращаю внимание на глыбу перед собой. Касаюсь её головой. Лира. Такая безмятежная, крепко спящая, красивая, как никогда.
Спасать меня, видите ли, ей вздумалось, — ворчу я, но девочка мне не отвечает.