Николай Черкашин - Балтийский эскорт
- Но вы же сами должны написать об этом!
- Не могу… Душа не выдерживает. И потом - там был жуткий режим секретности. Я не мог делать заметки. Запрещено! Я давал присягу, подписку. Ну, не мог быть предателем Родины - по-офицерски.
Кое-какие штурманские записи сделал. Для истории. Но описать, все что там творилось - не могу…
* * *
Март 1997 года. Я снова в Питере, звоню Конецким, получаю приглашение, еду на Петроградскую сторону… В.В. недомогает, лежит на тахте под пледом. Оформляет пенсию. Со всей морской выслугой, северными льготами пенсия всего-навсего 800 тысяч рублей (в деноминированных деньгах - 800 рублей!)
- А люди думают, у Конецкого денег куры не клюют… Рад любому гонорару… Вот, перестанут деньги за книги платить, пойду на Невский акварели свои продавать.
Речь зашла о судьбе «Цусимского» храма, поставленного в память моряков, погибших в русско-японскую войну.
- Киров после того, как подписал решение о сносе храма Спасения на Водах, прожил всего три года. Это ему кара свыше была за святотатство.
30 марта 1997 года решается судьба Севастополя: Ельцин встречается с Кучмой. На телевизионном экране - виды Северной бухты, Константиновской батареи, Приморского бульвара… В.В. Приподнимается на локте:
- Потерять Севастополь!… У меня слов нет…
Слова, впрочем, находятся, но очень крепкие, непечатные.
Под рукой моя книжка «Севастопольское море», подаренная в прошлый визит. Получаю весьма лестный отзыв:
- Это даже не литература… Любовью написано. Пера не видно.
Лучшей рецензии я не получал ни на одну книгу. Разве что от Константина Симонова. Заговорили о Симонове. Конецкий вспоминал:
- На первую встречу к нему пришел с благоговением. Оробел и нес какую-то ахинею.
- У меня было точно также.
- Но когда он сунулся в полярные воды с женой и дочкой… Честно скажу, задело полярное достоинство… И суеты же вокруг него было…
В.В. считал Симонова баловнем судьбы и не мог простить ему близости к высокому партийному начальству. Но готов был отпустить ему все грехи за одно только стихотворение «Жди меня».
Переживал, что не сложились отношения с Александром Твардовским. Тот не напечатал в «Новом мире» ни одного посланного ему рассказа.
О Владимире Богомолове воодушевленно:
- Преклоняюсь перед ним за «Ивана»!
И снова о Севере.
- Губа Белушья на Новой Земле есть. Вот туда выбрасывались остатки конвоя PQ-17, да и других тоже. Судов скопилось немало. После войны их подлатывали на месте, а потом буксировали в Мурманск. Так возник сюжет фильма «Путь к причалу»…
И прекрасная песня - «…,Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг».
На столе коллективное письмо в газету, которое принесли Конецкому на подпись. Письмо в защиту офицеров-подводников, которых избили питерские милиционеры. Среди пострадавших - Герой России. Конецкого трясет от возмущения. И опять все комментарии в адрес питерской милиции и ее шефа - непечатные. А что тут еще скажешь?
Возымеет ли действие это письмо? Они газет не читают…
Поражаюсь Конецкому, безнадежно больной человек, почти все время лежит, а работает в режиме народного депутата, хотя никуда и не избран. Шлют ему жалобы, просьбы, письма - и в каждом крик отчаяния: помоги, ты писатель, ты все можешь, заступись, позвони, напиши…
* * *
В кабинете, который и гостиная, и опочивальня, хранятся среди прочих реликвий - «алехинские шахматы». Дядя Конецкого играл на этой доске с самим Алехиным. У В.В., между прочим, первый разряд по шахматам.
Однажды - в год 300-летия российского военного флота - отдых на тахте был прерван звонком в дверь. Конецкий открыл и глазам не поверил - на пороге стоял Главнокомандующий Военно-Морским Флотом России адмирал Владимир Куроедов, а с ним - командующими флотами Севера, Балтики и Тихого океана. Проведать больного писателя пришли флотоводцы, выросшие на его книгах. Главком вручил именные часы. Подобного визита история отечественной маринистики не знает. Дорогого то стоит…
* * *
5 сентября 1997 года. Снова в Питере, снова у Конецких. Пьем чай и кое-что покрепче… Хмель выпускал из него старые морские стрессы, будто джинов, насидевшихся в обросших ракушками запечатанных бутылках.
- В послевоенные годы на репарационных и трофейных судах не хватало судоводителей. Капитанами назначали кого угодно. В Зунд ходили нас скорости в четыре узла. Минные поля не все сняли. Прикидывали: если нос на мину напорется, то корма уцелеет.
Помянули чаркой новопреставленную принцессу Диану. Он не сомневался: убили.
Спросил, над чем работаю. Честно признался - над добыванием средств к выживанию. Возмутился:
- Коля, посылай все на х… и садись за работу. У тебя еще есть шанс. Время уходит…
Боже мой, как хочется последовать его совету!…
* * *
Я получил от Конецкого три замечательных подарка (помимо книг с автографами). Это том «Храм Спасения на водах» с множеством редчайших фотографий и документов. Это фотография Анны Тимиревой, подписанная на обороте Валентином Пикулем: «Анна Васильевна, дочь директора московской консерватории В.И.Сафонова, жена командира крейсера «Баян» на Балтике - Тимирева. «Самоарестовалась» с адмиралом А.В.Колчаком (смотри стенограммы его допроса). Во втором браке за инженером Книппером, братом актрисы Книппер-Чеховой; Умерла под Москвой надавно, была подругой Анны Ахматовой. Вите Конецкому - от Вали Пикуля. Riga.» И приписка сбоку - «За траву с поля Аустерлица!» Надпись, к сожалению, не датирована. Но надо полагать, что сделана в конце 70-ых годов, поскольку Анна Тимирева умерла в 1975 году. Конецкий, как я понял, подарил своему бывшему однокашнику по военно-морскому училищу траву с Аустерлицкого поля. В ответ получил редчайшую (да и «крамольную» по тем временам) фотографию Анны Тимиревой. Это все равно, что Булгакову в разгар работы над романом, привезли бы горсть земли с Голгофы.
Подарок третий: увесистая связка с дневниками моряков, которые были интернированы в немецких портах 22 июня 1941 года. Всю войну экипажи попавших в ловушку пяти советских теплоходов «“Хасан”, “Потанин”, “Волгалес”, “Днепр”, “Эльтон” провели в замке Вюрцбург в Баварии… Уходили моряки в рейс на пару недель, вернулись - через четыре года, да и то не все… Те, кто вернулся, написали свои воспоминания и отправили их Конецкому.
- Возьми в Москву. Мне уже этим не заняться… А тут есть интереснейшие вещи…
То был царский подарок. Увез тетради в Москву. Месяц сидел над дневниками, разбирал почерки, делал выписки. В конце концов, что называется, с подачи Конецкого, получилось документальное повествование «Узники замка Вюрцбург». Открылась совершенно неизвестная страница войны.