Роберт Стивенсон - Остров сокровищ. Черная стрела
Под влиянием всего виденного на борту «Доброй Надежды» он оставил при себе только Лоулесса. Снег падал не переставая и все застилал вокруг, точно слепящее облако; ветер постепенно стихал и наконец исчез совсем; весь мир казался обернутым в белую пелену и погруженным в молчание. Среди снежных сугробов легко было сбиться с пути и завязнуть. И Лоулесс, шагая впереди, вытягивал шею, как охотничья собака, идущая по следу, изучал каждое дерево, внимательно вглядывался в тропинку, словно вел корабль по бурному морю.
Пройдя лесом около мили, они подошли к роще корявых высоких дубов, возле которой скрещивалось несколько дорог. Это место нетрудно было узнать даже в такую погоду. И Лоулесс был, видимо, рад, что нашел его.
— А теперь, мастер Ричард, — сказал он, — если ваша гордость не помешает вам стать гостем человека, который не родился джентльменом и которого даже нельзя назвать хорошим христианином, я могу предложить вам кубок вина и добрый огонь, чтобы обогреть свои косточки.
— Веди, Уилл,— ответил Дик. — Кубок вина и добрый огонь! Ради этого я согласен идти куда угодно!
Лоулесс, раздвигая оголенные ветви, решительно зашагал вперед и скоро дошел до пещеры, на четверть засыпанной снегом. Над входом в пещеру рос громадный бук с обнаженными корнями. И старый бродяга, раздвинув кусты, исчез под землей.
Когда-то могучий ураган почти выдернул громадный бук из земли вместе с большим куском дерна; под этим буком старый Лоулесс и выкопал себе лесное убежище. Корни служили ему стропилами, кровлей был дерн, стенами и полом была мать сырая земля. В одном углу находился очаг, почерневший от огня, в другом стоял большой дубовый ящик, крепко окованный железом; только по этим предметам и можно было догадаться. что здесь человеческое жилище, а не звериная нора.
Несмотря на то что вход в пещеру и пол ее были засыпаны снегом, в ней оказалось гораздо теплее, чем снаружи; а когда Лоулесс высек искру и сухие сучья засверкали и затрещали в очаге, стало уютно, как дома.
Со вздохом полнейшего удовлетворения Лоулесс протянул свои широкие руки к огню и вдохнул в себя запах дыма.
— Вот, — сказал он, — кроличья нора старого Лоулесса. Молю небо, чтобы собаки не пронюхали ее! Много я бродил по свету с тех пор, когда впервые удрал из аббатства, утащив золотую цепь и молитвенник, которые продал за четыре марки. Став паломником и пытаясь спасти свою душу, я побывал в Англии, во Франции, в Бургундии и в Испании; побывал и на море, а море — никому не родина. Но настоящее мое место, мастер Шелтон, только здесь. Здесь моя родина — вот эта нора в земле! Идет ли дождь, ветрено ли, апрель ли, когда поют птицы и цветы падают на мою постель, или зима, когда я сижу наедине с добрым кумом-огнем и малиновка щебечет в лесу, — здесь и моя церковь, и мой рынок, и моя жена, и мое дитя. Сюда я возвращаюсь, и здесь, молю святых, я хотел бы умереть.
— Ты прав. Здесь теплый уголок, — ответил Дик,— и приятный, и хорошо скрытый.
— Да, он скрыт хорошо, и это самое главное, — подхватил Лоулесс, — ибо сердце мое разбилось бы, если бы его нашли. Вот здесь… — сказал он, роя крепкими пальцами песчаный пол, — здесь мой винный погреб, и вы сейчас получите флягу превосходной крепкой браги.
И действительно, покопав немного, он вытащил большую кожаную бутыль, на три четверти наполненную крепким, душистым элем. Выпив друг за друга, они подбросили топлива в огонь, и пламя снова засверкало. Они легли и вытянули ноги, наслаждаясь блаженным теплом.
— Мастер Шелтон, — заметил бродяга, — за последнее время у вас были две неудачи. Похоже, что вы потеряете девушку, — правильно я говорю?
— Правильно, — ответил Дик, кивнув головой.
— А теперь, — продолжал Лоулесс, — послушайте старого дурака, который почти всюду побывал и почти все повидал. Слишком много вы исполняете чужих поручений, мастер Шелтон. Вы трудитесь ради Эллиса; но Эллис мечтает только о смерти сэра Дэниэла. Вы трудитесь ради лорда Фоксгэма… Впрочем, да хранят его святые, у него, без сомнения, хорошие намерения. Однако лучше всего трудиться ради себя самого, добрый Дик. Ступайте к своей девушке. Ухаживайте за ней, а то как бы она не забыла вас. Будьте наготове и, когда представится случай, вскакивайте вместе с ней в седло.
— Ах, Лоулесс, да ведь она же находится в доме сэра Дэниэла! — сказал Дик.
— Ну что ж, мы пойдем в дом сэра Дэниэла, — ответил бродяга.
Дик удивленно посмотрел на него.
— Нечего удивляться, — сказал Лоулесс. — Если вы мне не верите на слово, взгляните сюда.
И бродяга, сняв с шеи ключ, открыл дубовый сундук; порывшись, он вынул из него сначала монашескую рясу, потом веревочный пояс и наконец громадные четки, такие тяжелые, что ими можно было действовать, как оружием.
— Вот,— сказал он,— это для вас. Надевайте!
Когда Дик перерядился в монаха, Лоулесс достал краски и карандаш и с большим знанием дела стал изменять его лицо. Брови он сделал толще и длиннее; едва пробивавшиеся усики Дика он превратил в большие усы; несколькими линиями он изменил выражение глаз, и молодой монах стал казаться старше своих лет.
— Теперь я тоже переоденусь, — сказал Лоулесс,— и никто не отличит нас от настоящих монахов. Мы смело пойдем к сэру Дэниэлу, а там нас гостеприимно примут из любви к матери-церкви.
— Чем мне отплатить тебе, дорогой Лоулесс?— вскричал юноша.
— Э, брат,— ответил бродяга,— все, что я делаю, я делаю ради своего удовольствия. Не беспокойтесь обо мне. Клянусь небом, я о себе и сам позабочусь. Язык у меня длинный, голос — словно монастырский колокол, и, если мне что-нибудь нужно, я буду просить, мои сын. А если просьбы недостаточно, я возьму сам.
Старый плут скорчил забавную рожу. И хотя Дику было неприятно зависеть от благорасположения такой сомнительной личности, он не удержался и захохотал.
Лоулесс вернулся к сундуку, и вскоре узнать его было невозможно. Дик с удивлением заметил, что у себя под рясой он спрятал связку черных стрел.
— Зачем они тебе? — спросил Дик.— Для чего тебе стрелы, если ты не берешь лука?
— Немало придется разбить голов и поломать спин, прежде чем мы выйдем оттуда, куда идем! — весело ответил Лоулесс. — И если что случится, я хотел бы, чтобы наше братство поддержало свою честь. Черная стрела, мастер Дик,— печать нашего аббатства. Она указывает, кем прислан счет.
— У меня с собой важные бумаги, — сказал Дик.— Если их найдут, они погубят и меня и тех, кто дал их мне. Где их спрятать, Уилл?
— Э, — ответил Лоулесс, — я пойду в лес и просвищу три куплета из песни, а вы тем временем закопайте их где хотите и разровняйте над ними песок.
