Бруно Травен - Корабль мертвых (пер. Грейнер-Гекк)
– У вас н-е-т корабельной карточки?
Этот разочарованный тон мне уже приходилось слышать в то прекрасное раннее утро, когда я собирался так сладко вздремнуть.
– Да, у меня н-е-т корабельной карточки.
– Тогда покажите ваш паспорт.
– Я не имею паспорта.
– Не имеете паспорта?
– Нет, не имею.
– И никакого удостоверения из местной полиции?
– И никакого удостоверения из местной полиции.
– Надеюсь, вам известно, что без визированных нашими властями документов вы не можете оставаться в Голландии?
– Нет, этого я не знаю.
– Так. Этого вы не знаете? Может быть, вы последние месяцы и годы жили на Луне?
Оба птенца считают это бог весть какой остроумной шуткой и хохочут:
– Одевайтесь и идите с нами!
Хотел бы я знать, вешают ли и здесь, если у человека нет корабельной карточки?
– Нет ли у вас, господа, папиросы? – спрашиваю я.
– Сигару можете получить, папирос у меня нет. Мы можем купить по пути. Хотите сигару?
– Я с большим удовольствием выкурю сигару, чем папиросу.
И пока я одеваюсь и моюсь, я раскуриваю сигару. Оба полицейские садятся у самой двери. Я не очень-то тороплюсь. Но как бы человек ни медлил – все имеет свой предел, и в конце концов я оканчиваю свой туалет.
Мы отправились и пришли – куда? Как вы думаете? В полицейский участок.
Здесь меня снова тщательно обыскали. На этот раз им посчастливилось больше, чем их собратьям в Антверпене. Они нашли в моих карманах сорок пять голландских центов, которые я приберег себе на завтрак.
– Как? Это все, что вы имеете?
– Да, это все, что я имею.
– На какие же средства вы жили здесь все эти дни?
– На те средства, которых сегодня у меня уже нет.
– Значит, у вас были деньги, когда вы приехали в Антверпен?
– Да.
– Сколько?
– Этого в точности не помню. Сто долларов приблизительно, а может быть, и двести.
– Где же вы взяли эти деньги?
– Очень просто: скопил.
Очевидно, это была хорошая шутка, потому что вся банда, обступившая меня, так и прыснула со смеху. Но все следили за первосвященником, смеется ли он. И когда он начинал смеяться, они все покатывались со смеху, а когда он замолкал, они так внезапно обрывали свой смех, словно бы их поразил удар.
– Как же вы попали в Голландию без паспорта? Как вы сюда проникли?
– А так просто и проник.
– Как просто?
Консул не поверил мне, когда я рассказал ему, каким путем я попал в Голландию. Эти и подавно не поверят. А потом в праве ли я выдавать моих милых бельгийцев? И я выпалил:
– Я прибыл на корабле.
– На каком корабле?
– На… на… «Джордже Вашингтоне».
– Когда?
– Этого я точно не помню.
– Так? Значит, вы прибыли на «Джордже Вашингтоне». Это довольно мифический корабль. Насколько нам известно, такого корабля в Роттердаме не бывало.
– Это уж не моя вина. За корабль я не отвечаю.
– Значит, у вас нет никаких бумаг. Ничего? Ровно ничего, чем вы могли бы доказать, что вы американец?
– Нет, но мой консул…
Я, кажется, сказал что-то очень смешное, потому что вокруг меня опять поднялся адский хохот.
– В-а-ш консул?!.
Слово «ваш» он растянул так, как будто его должно было хватить на полгода.
– У вас же нет бумаг. Что же в таком случае может сделать с вами в-а-ш консул?
– Он даст мне бумагу.
– Ваш консул? Американский консул? В двадцатом веке? Нет! Без бумаг – нет! Другое дело, если бы вы жили в других условиях – я хочу сказать, в другой обстановке. Но такому проходимцу? Нет!
– Но ведь я американец.
– Возможно. Но это вы должны доказать ва-ше-му консулу. А без бумаг он вам не поверит. Без бумаг он не поверит вам, что вы вообще родились. Я скажу вам кое-что в поучение: чиновники всегда бюрократы. И мы тоже бюрократы, но самые завзятые бюрократы это те, что стали бюрократами вчера. А самые свирепые бюрократы те, что унаследовали свой бюрократизм от пруссаков. Вы поняли, что я хочу сказать?
– Как будто, господин.
– И если мы отправим вас к вашему консулу и там обнаружится, что у вас нет бумаг, тогда он уже официально передаст вас в наше распоряжение, и тогда мы никогда от вас не отвяжемся. Надеюсь, вы и на этот раз поняли, что я хочу вам сказать?
– Как будто, господин.
– Как же нам поступить с вами? Беспаспортные получают у нас шесть месяцев тюрьмы, а потом высылаются обратно на родину. Ваша родина под сомнением, и нам придется заключить вас в концентрационный лагерь. Не можем же мы убить вас как собаку. Но возможно, что выйдет и такой закон. Почему, собственно говоря, мы должны вас кормить? Хотите поехать в Германию?
– Я не хочу в Германию. Когда немцам предъявляешь счет…
– Значит, Германия отпадает. Что же, это понятно. Довольно на сегодня.
По-видимому, этот чиновник много думал или прочел на своем веку много хороших книг.
Он подозвал полицейского и сказал:
– Уведите его в камеру, дайте ему завтрак и купите английскую газету и журнал, чтобы он не скучал. И пару сигар.
VIII
К вечеру меня опять повели в контору; там мне приказали следовать за двумя чиновниками в штатском платье. Мы отправились на вокзал и уехали. На станции маленького городка мы вышли из поезда и направились в полицию. Там я сел на скамью и подвергся такому осмотру свободных от дежурства фараонов, словно я был, по меньшей мере, диким зверем, привезенным в зоологический сад. Время от времени со мной заговаривали. Когда пробило десять часов, мои спутники сказали:
– Пора. Нам надо идти.
Мы шли полями по протоптанным тропинкам. Наконец мои спутники остановились, и один из них сказал приглушенным голосом:
– Идите туда, в том направлении, куда я вам указываю, все время прямо. Вы никого не встретите. Если вы кого-либо увидите, обойдите его подальше или ложитесь, пока он не пройдет. Через некоторое время вы подойдете к железнодорожной линии. Идите вдоль линии, пока не дойдете до станции. Оставайтесь неподалеку от нее до утра. Как только увидите, что составляют поезда к отправке, идите к кассе и скажите: «Um troisieme a Anvers» – «Третий класс до Антверпена». Можете запомнить?
– Да, конечно. Это очень легко.
– Но не говорите больше ни слова. Вы получите свой билет и поедете в Антверпен. Там вы легко найдете корабль, которому нужен моряк. Вот вам кое-что перекусить. А вот тридцать бельгийских франков.
Он вручил мне сверток с бутербродами, коробку сигар и спички, чтобы я ни у кого не просил огня.
– Никогда больше не возвращайтесь в Голландию. Вы получите шесть месяцев тюрьмы или будете заключены в концентрационный лагерь. Я нарочно предупреждаю вас при свидетеле. Счастливого пути!
