Патрик О'Брайан - Остров отчаяния
— Ну, капитан, — сказал Джек, — я искренне извиняюсь за это.
Так и было, и от всего сердца. Джек был хорошо осведомлен об инциденте, что раздражал шкипера: в 1807 году «Леопард» под командованием Бака Хамфриса дал три бортовых залпа по ничего не подозревающему американскому фрегату «Чезапик», убив или ранив нескольких моряков и заставив спустить флаг. Будь он американцем, никогда бы не простил и не забыл подобного оскорбления. И тоже захотел бы видеть «Леопард» на дне моря. Сам Джек полностью осуждал всё это дело: он никогда бы не пошел на такое ради парочки дезертиров или даже сотни. Но он не мог сказать подобное иностранцу, при этом иностранцу довольно враждебному. Вместо этого он предложил еще одну чашку кофе — «Лафайет» выпил последнюю к югу от мыса Горн — и продолжил восхвалять доктора Мэтьюрина.
— У него еще помощник-американец, — добавил он. — Это те господа, которых ваша шлюпка спасла вчера вечером.
— Я и подумал, что они не моряки, — сказал капитан Патнем, с чем-то похожим на улыбку. Он встал, поблагодарил капитана Обри за гостеприимство и заметил, что американец, помощник хирурга, может попасть в довольно неловкую ситуацию, если разразится война. Если, конечно, она уже не объявлена.
— Вы думаете, это возможно?
— Если англичане продолжат препятствовать нашей торговле, останавливать наши корабли и забирать всех матросов, которых сочтут англичанами, то как избежать войны? Мы гордый народ, сэр, и уже побили вас раньше. Будь президентом Джефферсон, объявил бы войну сразу, как только ваш «Леопард» открыл огонь по «Чезапику». И позвольте сказать вам, сэр, у нас есть построенные и строящиеся фрегаты, которые способны высечь любой из тех, что у вас есть в этом классе, поэтому, когда мы объявим войну, то сможем начать длинный-предлинный перечень побед. Да, сэр. — Он распалялся по мере того, как говорил, яростно глядя Джеку прямо в глаза, и после своего последнего решительного: «Да, сэр», зашагал к своей шлюпке в сопровождении помощника, молчавшего на протяжении всей беседы.
Позже в этот же день общее настроение китобоя стало еще более очевидным. Его шлюпки причалили к тому, что американцы, очевидно, считали своим собственным пляжем, и матросы полезли вверх по склонам, чтобы собрать принадлежащие им по праву яйца и капусту. Джек принял меры, чтобы гарантировать, что «леопардовцы», бывшие на берегу, не вступали в конфликт с китобоями, но в этом не было необходимости. Китобои проходили мимо безо всякого приветствия, ворча про себя, общаясь лишь опосредованно, замечаниями, предназначенных чтобы их услышали: «Это старый „Леопард“», «Помни 1807», «Украли половину нашей капусты, ублюдки», и тому подобными.
Янки представляли собой сборище крепких мужчин, многие настолько заросли бородой, что выглядели как медведи, но внимательному глазу стало ясно, что некоторые из них не лучшей форме: крутой склон заставил их задыхаться и останавливаться, чтобы перевести дыхание, и, хотя мало кто тащил больше, чем половину английского центнера[42], они сгибались под сетками с капустой на спуске и жевали на ходу сырые листья.
* * *За это время Джек наблюдал не только за китобоями, но и за их бригом, из трубы камбуза которого вилась струя черного дыма, несомненно, от сжигания угля. Какую принять линию поведения? Любое китобойное судно, работая далеко от земли в течение нескольких месяцев и даже лет, должно иметь кузницу, но он не мог рисковать прямым отказом, попросив ею воспользоваться. В нынешнем расположении духа Патнем, несомненно, откажет, чем положит конец переговорам.
Мур придерживался силовой позиции: морские пехотинцы захватят китобоев на берегу, и в их шлюпках возьмут бриг на абордаж.
— Сопротивления будет мало или никакого, — сказал он, — я видел немало больных, ползающих по палубе, и в конце концов, мы только позаимствуем их кузницу — они вряд ли будут сильно сражаться в этом случае.
— Сомневаюсь в этом, — сказал Джек.
Капитан Патнем уже выкатил четыре свои шестифунтовки и натянул абордажные сети: естественные меры предосторожности на китобое, посещающем острова каннибалов в великом Южном море, но более чем демонстративные здесь на Отчаянии. Во всяком случае, в момент такой напряженности применение силы если и не спровоцирует реальную войну, то наверняка вызовет дипломатический инцидент, особенно в случае с «Леопардом», с его невезучим именем и репутацией. Тем не менее, это может быть единственным решением: кроме того, вдруг война уже объявлена, и в этом случае капитан будет абсолютно оправдан: бриг — законный приз, кузница и все такое. Чрезвычайно заманчиво. И он должен действовать быстро, поскольку китобой отчалит, как только соберет свою зелень.
— Позовите доктора Мэтьюрина, — распорядился Джек.
А в это время доктор Мэтьюрин и его помощник снова находились в раю, копаясь в нижних мхах. Хирепат — в состоянии экстремального, но подавляемого волнения. Он был гораздо меньше заинтересован ботаникой, чем вероятностью войны, которую обыгрывал со всех сторон с кучей гипотез, и торопил Стивена походатайствовать перед капитаном, чтобы позволить ему, вопреки данному утром приказу, посетить «Лафайет».
— Но так как вы сами по себе американец, — сказал Стивен, — капитан никогда не будет в состоянии вернуть вас, не нарушая норм международного права, а как вы знаете, на «Леопарде» страшно не хватает людей.
— Это правда, что американский гражданин, родившийся в Штатах, не может быть изъят с американского корабля?
— Истинная правда.
— Но я оставляю заложника на берегу: я никогда, никогда не брошу ее, вы знаете.
— Я-то знаю, но капитан Обри — нет. Бедная миссис Уоган. Как ей должно быть тяжело: видеть свободу, плавающую в полумиле от неё — поставив ногу на американскую палубу, она тоже очутилась бы вне досягаемости для английского права. Однако, возможно, было бы лучше не упоминать об этом, чтобы миссис Уоган не предприняла какого-нибудь дикого, необдуманного поступка. Ей может быть не известно, но… Тихо, я слышу голос!
Он должен был быть глух как пробка, чтобы не услышать его. Аллан сейчас уже издавал полноценный боцманский рев, и изо всех сил окликал покрытые мхом склоны рая из ялика — капитан желает видеть доктора.
— Эй, дай дорогу, — говорил он, обращаясь к пингвинам, погоняя Стивена вниз по дороге, которую протоптали бесчисленные поколения птиц.
— Ну, мистер Аллан, — спросил Стивен в лодке, — что за спешка? Мы узнали новости об этой страшной войне, что она развязана?
— Не дай Бог, сэр, — сказал Аллан. — У меня брат в Штатах, сбежал с «Гермионы», хотя был боцманматом и созрел для кондуктора, и мне не хотелось бы наводить на него пушку. Нет, все, что я знаю — капитан смерть как хочет увидеть вас.
