Джереми Прайс - Невеста капитана Тича
— Гиббонс, ты слышал? Эта проклятая девчонка все еще жива!
— Какая проклятая девчонка? — спросил Гиббонс, с болезненной гримасой приподнимаясь на локте. Он провел ночь на полу банкетного зала.
— Та, которая знает, где мы припрятали сокровище! — прорычал Тич, вскакивая с постели. — Сколько у нас людей?
— А черт его знает, капитан… — Гиббонс все еще не мог окончательно проснуться; он сидел на полу, зевая во весь рот и почесываясь. — Может, дюжина, а может — две…
Последствия ночного дебоша невыносимо мучили его, вызывая настоятельную потребность опохмелиться. Рыча от нетерпения, Тич сунул в руки своему неустойчивому лейтенанту флягу с ромом, искренне сожалея о том, что на прошлой неделе во время пирушки нашел весьма забавной идею исподтишка прострелить под столом колено Израэлю Хендсу. Теперь, благодаря этой дружеской шутке, Хендс находился в Баттауне, навсегда превратившись в хромого инвалида.
— Позаботься, чтобы шлюп был подготовлен к бою, — приказал Тич. — Да пошли в город пару матросов, чтобы вытащить из кабаков столько людей, сколько они смогут до наступления темноты!
Он сердито вырвал флягу из рук Гиббонса и влил себе в глотку изрядную порцию рома. Впервые в жизни он чувствовал себя застигнутым врасплох, растерянным и подавленным. И виной этому была все та же проклятая девчонка! Среди мертвецов всех рангов она была единственным призраком, который восстал из могилы, чтобы явиться к нему. Из всех товарищей, которых он предал, из всех злополучных жертв, которых он убил из прихоти, она была единственной, кого он не мог полностью выбросить из памяти. Остатки его личного дневника явственно свидетельствуют о том, что призрак Анны Блайт по меньшей мере дважды заставлял его просыпаться в холодном поту. Поскольку она в то время была жива, то не могла быть настоящим призраком и, следовательно, являлась просто порождением его нечистой совести. Кто знает — возможно, капитан Тич был не таким уж твердокаменным, каким он любил казаться…
Анна переоделась в бриджи, серую грубошерстную куртку с рубахой в синюю и белую клетку, серые шерстяные чулки и башмаки с круглыми носками и медными пряжками — единственную одежду, которую она смогла подобрать по росту в корабельной кладовой фрегата» Перл «. Она предпочла бы более женственный костюм ради возможности произвести впечатление на лейтенанта Мэйнарда, но резонно рассудила, что такой костюм был бы непрактичным в условиях плавания на маленьком шлюпе, настолько тесном, что в его носовой трюм могли поместиться одновременно только восемь из двадцати человек команды, а для защиты от дождя и ветра у штурвала служил простой брезентовый навес.
Лейтенант Мэйнард распорядился нарастить и укрепить — насколько это было возможно — бульварки обоих шлюпов, чтобы они могли противостоять хотя бы выстрелам из ручного оружия. Мистер Тобиас Найт был неправильно информирован, будто крохотные суденышки Мэйнарда не имели на борту никакой артиллерии. На носу каждого шлюпа красовался небольшой фальконет — пушчонка с диаметром ствола в два дюйма, стрелявшая полуторафунтовыми ядрами. Каждая из этих пушек весила по пятьсот фунтов — и, несомненно, это было лучшим из всего того, что Мэйнард мог подобрать при сложившейся ситуации.
Анна расхохоталась, впервые увидев их. Она так привыкла к огромным пушкам кораблей Черной Бороды, что фальконеты показались ей просто игрушкой. Ее смех вызвал одобрительные улыбки у матросов, которые занимались тем, что привязывали пушчонки канатами за казенную часть, чтобы они не скатились за борт при качке. Присутствовавший тут же лейтенант вопросительно поднял бровь. Он был в самом лучшем расположении духа, совершая свой первый шаг на пути к опасности.
— В чем дело? — спросил он. — Что здесь смешного?
— Ваши пушки-детеныши, — ответила Анна. — Они просто прелесть! Это из них стреляют по воробьям, да?
Взрыв хохота и оживленные возгласы последовали за этой шуткой, и на лице Мэйнарда появилась довольная улыбка. Обстановка показалась ему достаточно благоприятной для того, чтобы объяснить людям тактику предстоящего сражения и общую задачу всей кампании в том объеме, в каком им это необходимо было знать.
А тактика, которую он избрал, была предельно простой: Мэйнард знал, что в команде Тича насчитывалось не более тридцати или сорока человек, тогда как оба его суденышка могли взять на борт по двадцать человек каждое. Исходя из этого, Мэйнард собирался проскочить на своих плоскодонках сквозь плотную завесу артиллерийского огня пиратов, сознательно допуская при этом гибель половины своего людского состава, и с оставшимися двадцатью матросами взять корабль Тича на абордаж. В ходе схватки он надеялся убить Тича и таким образом положить конец сопротивлению пиратов. Он рассчитывал — как впоследствии оказалось, ошибочно, — что оба его шлюпа смогут пройти над отмелями залива Окракоки и приблизиться к тяжеловооруженному кораблю Черной Бороды с носа и с кормы, избежав благодаря этому бортового залпа его орудий.
— Эти пушки, — закончил лейтенант, указывая на фальконеты, — может быть, и маленькие, но с близкого расстояния они вполне смогут пробить дыру в лоханке Чернобородого пониже ватерлинии и вышибить из этих трусливых собак надежду на спасение бегством!
Он взвесил в руке одно из чугунных ядер:
— Что ж, они достаточно тяжелые, — улыбнулся он. — Главное — если влепить их в надлежащее место!
Матросы ответили ему одобрительным хохотом.
Переход от Джеймс Ривер до устья залива Окракоки занял пять дней. Стоял ноябрь, ясный и прохладный, и шлюпы обеспечивали весьма плохую защиту от холода. Единственным их достоинством в глазах Мэйнарда была мелкая осадка. Ради этого он пожертвовал всем, возлагая надежды именно на это свойство своей флотилии.
На обоих шлюпах царила бодрая атмосфера; люди были уверены в победе, хотя все отлично сознавали, что им предстоит померяться силами с вооруженной до зубов, превосходно защищенной шайкой отчаянных головорезов и закаленных бойцов, наиболее опасных из всех, когда-либо плававших по морям. Мэйнард был умелым организатором и опытным командиром. У него, по-видимому, совершенно отсутствовали какие бы то ни было сомнения в исходе операции, и его уверенность поднимала дух команды, как это обычно и бывает среди бойцов и солдат.
Черная Борода, казалось, подготовил все, чтобы достойно принять непрошенных гостей. Ему повезло больше, чем он ожидал, в сборе своих людей среди кабаков и винных лавок Баттауна. Теперь у него на борту было двадцать пять человек, и только четырех нехватало до полного комплекта. Боевой дух их был достаточно высок, потому что предчувствие жаркой схватки всегда воодушевляло их. Тич всех заставил принимать участие в подготовке к сражению. Под орудийные лафеты были подбиты специальные деревянные клинья, чтобы опустить стволы и дать возможность пушкам стрелять сверху вниз прямой наводкой, сведя таким образом до минимума» мертвое пространство «. Тич счел более целесообразным дать первый залп зарядом из обрывков цепей и кусков железа, чтобы перебить на шлюпах возможно большее число нападающих, чем стрелять круглыми ядрами по такой ничтожной цели. Отсутствие у противника артиллерии в немалой степени ободряло и потешало пиратов; в противовес этому возле каждого зловещего орудия Тича стояли наготове лохани, набитые пергаментными пакетами с пороховыми зарядами, прикрытые толстыми кожаными крышками, чтобы предохранить их содержимое от разлетающихся искр. Пирамиды гранат из обожженной глины, словно темно-коричневые тыквы, начиненные порохом и осколками камней, повсюду виднелись на палубе в тех местах, где их удобнее было схватить и ручной пращой метнуть в неприятеля.
