Андрей Ивасенко - Земля туманов
– Думаешь? – поинтересовались у него те, кто столпился вокруг.
– Верное дело. Страшно?
– Аж поджилки трясутся…
– А если удастся прорваться?
– Ты губы-то не раскатывай, рватель хренов…
– Точно укокошат. Что с нас брать? В карманах одни вши…
– Ребята, я, кажись, обоссался…
– Иди тогда пожар тушить…
– Тебе бы гальюнщиком быть…
– Пресвятая Дева…
Кто-то из гребцов, как только его освободили от кандалов, схватил абордажный нож и бросился на надзирателя – раба тут же пристрелили. Но никто из его товарищей уже не обратил на это внимания, их желудки содрогались от страха, который они хотели побыстрее заглушить крепким спиртным.
* * *Джек, опершись руками на планширь [120], прислушивался к звукам на галере и внутренне неистовствовал, решив предать смерти всех гребцов «Горгоны».
– Забивают трюм пойлом, – констатировал Белый Пит, немного с завистью.
– Судя по звукам, да, – согласился Джек. – И теперь будут драться, сволочи, до последнего, как звери.
– Ничего, и бухих расколошматим, мамой клянусь, – заверил капитана боцман.
– Она еще жива? – искренне удивился Джек. – Да ты везунчик, Пит!
Боцман пожал плечами:
– О ее смерти меня никто не извещал. Значит, старуха жива и еще не помахала этому миру ручкой.
– На палубе никого не щадить! – властным голосом крикнул Джек. – Смерть им!
– Смерть! Смерть! Смерть! – взревели «морские зайцы», подхватив клич своего капитана. Они уже были готовы пустить кровь врагу и намотать их кишки на пики и сабли.
– См-е-е-е-ерть! – Джек выхватил саблю, настолько острую, что на нее и смотреть было страшно, и вознес ее к небу. Клинок в жажде крови алчно заблестел в лунном свете.
– Дикий Джек! Дикий Джек! Дикий Джек!.. – громыхнули две сотни голосов с носа до кормы, дружно приветствуя решение капитана. Казалось, что произносимое пиратами имя и прозвище их предводителя начало вибрировать в воздухе.
По свежевыбритому лицу Джека скользнула улыбка – две с лишним тысячи тонн дерева, парусины, пеньки, железа и человеческой плоти подчинялись ему – и крикнул:
– Отваливать поздно, мать вашу! [121]Пришел черед убивать или быть убитым! Готовы к резне и пучине?
– ДА-А-А!!! – точно пушечный выстрел ухнул ответ пиратов.
Вспыхнул прожектор, залив слепящим светом искалеченную и дымящуюся галеру, бледные и окровавленные лица выживших гребцов левого борта, которые обессиленными руками пытались успеть втащить обратно весла и положить их на валек.
Фрегат завершил маневр и, благодаря стараниям опытного рулевого, не врезался в галеру, а прошел наискосок вдоль ее левого борта, снося форштевнем [122]брусья и кницы левой постицы, ломая в щепки весла, которые продолжили калечить и добивать гребцов. Пираты швырнули на вражеский борт несколько светозвуковых гранат, дополнительно начиненных картечью – грохот, вспышки, свинцовые шарики и осколки граненого корпуса, как метлой, прошлись по вражьей палубе, ослепляя, оглушая и сметая с нее все живое. Вслед за этим на борт галеры тут же посыпались абордажные крюки, кошки и дреки. «Морской заяц» быстро замедлял ход, а когда полностью остановился, то пираты, вопя во все горло, перекинули мостики на палубу «Горгоны» и перебрались по ним на галеру с криками ярости, не собираясь никого щадить.
Плечом к плечу, ощетинившись оружием, пираты без особых затруднений смяли тех, кто выжил на палубе галеры после взрывов гранат. Не встретив на первых порах должного сопротивления, первая абордажная команда, рубя, коля и режа, быстро очистила все пространство палубы от кормы до носовой надстройки, не оставляя за собой никого живого. Противник, кто не успел спрыгнуть за борт, погиб там же, между скользких от крови гребных скамеек, где уже лежали мертвые гребцы в ножных кандалах и матросы, другие отступили на дымящуюся корму к более-менее уцелевшей надстройке. Собравшись вместе, команда галеры, ее гребцы и надзиратели, заняли там крепкие позиции. И, надо отдать им должное, стали драться более сплоченно, отважно и достойно, покуда на «Горгону» не ворвалась вторая абордажная команда. И тогда противнику стало совсем худо. Пираты, что остались на фрегате, подстреливали барахтающихся в воде врагов и сбрасывали обратно в воду тех, кто пытался взобраться на борт, невзирая на их мольбы и жалобные крики.
* * *Все, кто находился в трюме «Горгоны», прислушивались к шуму на палубе – там забили барабаны, вновь засвистели бичи надсмотрщиков, отрывисто взревели горны. А потом все резко смолкло. И от этой тишины сделалось не менее жутко. Зловеще скрипели переборки, шпангоуты, бимсы и стрингеры [123]корпуса, стало слышно, как в вонючих льялах [124], шлепая лапами и попискивая, возятся крысы.
Наверху раздались команды гребцам, свистки боцмана. Послышался топот ног матросов, скрип талей и уключин, скрежет сползающих с мачт реев, а после – всплески весел. Но, как ни странно, барабан, задающий ритм работе гребцов, молчал.
– Кажись, мы разворачиваемся, – сипло произнес кто-то из каторжников, – и собрались кого-то, мля, протаранить.
– Какого хрена?.. – кто-то спросил у него.
– А я почем знаю… – ответил сиплый. – Поживи с мое. Нюхом начнешь чуять.
Оскар, находясь в прямоугольниках призрачного лунного света, временами полностью пропадавшего, тоже с тревогой прислушивался к происходящему, как и сотни людей – задыхающихся от жары и вони, потных, шатающихся, измученных качкой, с обезумевшими глазами – которых он сейчас практически не видел в темноте. Он задрал голову кверху. По небу плыли тучи, кое-где посверкивали звезды.
Откуда-то издали, по левому борту, послышались крики и свист.
– Нас атакуют пираты… – констатировал все тот же сиплый голос. – Кранты, братцы. Гребцы-то, суки рваные, не бросили весла!
– И что? – спросил у него другой каторжник. – Какая, хрен, разница – бросили они весла или нет?
– Большая! Теперь, если не мы, то они нас утопят! Как пить дать! – ответил сиплый. – Дай бог, чтоб их посудина оказалась послабее, да числом разбойников вышло поменьше. Пираты не жалеют тех, кто сразу им не сдается и не платит.
Людская масса словно закипела в котле обуявшего их страха. Но никто больше не проронил ни слова. Ужас сковал их языки и мысли.
И тут раздались пулеметные очереди. Затем загрохотали пушки, что-то рвануло на корме. Галера сильно качнулась. В трюмную тюрьму тут же просочился запах гари, а чуть позже – дым. Каторжники, у кого была проблема с легкими, тут же надрывно зашлись в кашле. Остальные принялись вопить – и трюм превратился в кишащий муравейник; люди метались от борта к борту.
