Cecil Forester - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии
Вместе с тем Хорнблоуэр заметил и кое-что еще. Шел дождь, ливень. Подняв кверху лицо, он смог поймать своих иссохшим ртом несколько капель пресной воды.
– Дождь! – прокричал он в ухо Барбаре.
Он освободился из ее рук, сделав это, по правде говоря, несколько резковато – его очень беспокоило то, что он может упустить хоть одно мгновение дождя. Стащив с себя рубашку – она превратилась в лохмотья, пока он вытаскивал ее из-под пут, удерживающих его, он подставил ее невидимым каплям дождя, падавшим на них в темноте. Нельзя было терять ни секунды. Рубашка пропиталась морской водой, он с лихорадочной быстротой отжал ее, затем снова распростер под дождем. Выжал несколько капель себе в рот: вода была все еще соленой. Попробовал снова. Ничего ему так не хотелось сейчас так сильно, как того, чтобы ливень продолжался с той же силой, и чтобы брызги морской воды не поднимались такой густой пеленой. Воду, выжатую им из куска ткани, можно было теперь назвать достаточно пресной. Прижав насыщенный влагой кусок к лицу Барбары, он прохрипел:
– Пей!
Когда она схватилась за рубашку руками, он догадался по ее движению, что он поняла в чем дело, что она высасывает из ткани драгоценную влагу. Ему хотелось поторопить ее, чтобы он выпила все, что возможно, пока дождь еще идет. Руки его тряслись от волнения. В темноте она не могла видеть, с каким нетерпением он ждет. Наконец она отдала ему рубашку, и он вновь подставил ее под струи дождя, едва в силах вытерпеть задержку. Потом, откинув назад голову, он прижал ее ко рту, и стал жадно глотать, от удовольствия наполовину лишившись рассудка.
Он чувствовал, как к нему возвращаются силы и надежда – силы приходят вместе с надеждой. Видимо, в рубашке содержалось пять-шесть рюмок воды, но этого оказалось достаточно, чтобы произвести такую огромную перемену. Он снова развернул рубашку над головой, чтобы напитать ее струями дождя, и дал Барбаре, затем она, в темноте, протянула ее ему назад, и он проделал опять то же самое, уже для себя. И когда выжал ее почти досуха, понял, что пока он был занят этим, дождь закончился, и испытал минутное сожаление. Он подумал, что ему стоило сохранить влажную рубашку в качестве резерва, но вскоре перестал укорять себя. Большая часть влаги испарилась бы, да и в воздухе по-прежнему было еще столько соленых брызг, что они сделали бы оставшуюся воду непригодной для питья в течение нескольких минут.
Однако теперь он был лучше способен мыслить: он трезво рассудил, что ветер быстро спадает – ливень сам по себе был свидетельством того, что ураган удаляется, оставляя за собой проливные дожди, столь необычные для этих мест. А еще, над скулой правого борта в небе появился слабый оттенок розового, не той зловещей желтизны урагана, а предвестья нового дня. Он нащупал узлы, удерживающие его, и потихоньку развязал их. Как только последний узел поддался, под воздействием качки он откинулся назад и уселся на мокрую палубу. Каким фантастическим удовольствием было сидеть на палубе, покрытой слоем воды, доходившим до уровня щиколоток. Просто сидеть, и не спеша то сгибать, то разгибать колени, чувствуя как жизнь возвращается в его онемевшие ноги, это было блаженство, и уж вовсе раем показалось бы откинуться назад и, поддавшись искушению, позволить себе заснуть.
Это было то, чего делать нельзя было ни в коем случае. Пока у них сохранялись шансы спастись, а рассвет все более вступал свои права, физическая усталость и недостаток сна являлись вещами, которые нужно было стоически выносить. Принудив себя подняться на ноги, которые лишь с трудом повиновались ему, он заковылял обратно к мачте. Освободил Барбару, и она, наконец, могла сесть, не обращая внимания на залитую водой палубу. Пристроив ее спиной к мачте, так, чтобы она могла таким образом поспать, он снова обвязал ее линем. Она была слишком утомлена, чтобы обратить внимание, а если и обратила, то не подала знака, на согбенное тело, лежавшее в ярде от нее. Он обрезал веревки, удерживающие труп, и отволок его в сторону, используя наклон палубы. Затем посмотрел на оставшихся троих. Они уже пытались развязать узлы на своих путах, и когда Хорнблоуэр начал перерезать канаты, один за другим стали хриплым голосом просить:
– Воды! Воды!
Они были слабы и беспомощны, словно птенцы. Для Хорнблоуэра было очевидно, что ни одному из них не пришла в голову мысль намочить свою одежду под струями ливня, прошедшего ночью, что они смогли, так это пытаться ухватить дождевые капли раскрытым ртом, но все, что им могло попасть таким образом, было сущим пустяком. Он оглядел горизонт. Вдали были видны один или два дождевых шквала, но ничто не предвещало, что они могут достичь «Милашки Джейн».
– Вам придется подождать, парни, – сказал он.
Он направился на корму, к другой группе людей, скопившейся возле штурвала и нактоуза. Там находилось тело, все еще удерживаемое веревками – тело Найвита. Хорнблоуэр отметил этот факт, сопроводив его кратким реквиемом, придя к выводу, что смерть может в определенной степени служить оправданием за то, что он не предпринял попытки срубить фок-мачту. Еще одно тело лежало на палубе, под ногами шестерых, оставшихся в живых. Из команды, численностью в шестнадцать человек, спаслось девять, четверо, видимо, были смыты за борт в течение сегодняшней, или, может, предыдущей ночи. Хорнблоуэр узнал второго помощника и стюарда. Все собравшиеся здесь, включая второго помощника, как и предыдущие, просили пить, и получили от Хорнблоуэра тот же резкий ответ.
– Сбросьте эти тела за борт, – добавил он.
Он проанализировал ситуацию. Перегнувшись через борт, он пришел к выводу, насколько возможно было судить об этом, учитывая непредсказуемые раскачивания судна на по-прежнему бурных волнах, что высота надводной части «Милашки Джейн» не превышает трех футов. По мере того, как он приближался к корме, он обратил внимание на глухие удары, раздававшиеся у него под ногами, соразмерные с движениями корабля на волне. Это означало, что некие предметы, плавающие в воде в трюме, бьются о нижнюю часть палубы. Ветер был устойчивый и дул с северо-востока – пассат, прерванный ураганом, возобновил свое действие. Небо все еще было мрачным и затянутым облаками, но кости Хорнблоуэра подсказывали, что барометр быстро растет. Где-то под ветром, милях, может быть в пятидесяти, а может в ста, или двухстах – он не мог себе представить как далеко и в каком направлении снесло «Милашку Джейн» за время шторма, находилась цепь Антильских островов. У них есть еще шанс, по крайне мере, может иметься шанс, если им удастся решить проблему с обеспечением пресной водой.
Он повернулся к едва держащейся на ногах команде.
