Мичман Изи - Марриет Фредерик
— Нед, мне что-то не нравится, как у нас обстоят дела, — заметил Джек. — Нам нужно избавиться от этого отца Томазо.
— Боюсь, что это тебе окажется не по зубам, — ответил Гаскойн. — А кроме того, если и удастся избавиться от него, то на его место заступит другой святой отец.
— Он наводит на старушку уныние своими угрозами — со страху ей уже чудятся муки чистилища. Пойду-ка я к Мести и посоветуюсь с ним.
— Чем Мести может помочь тебе?
— Не знаю, но и ты не можешь мне помочь, так что, за неимением лучшего, спрошу совета у ашанти.
Наш герой отправился к Мести, чтобы поделиться с ним своей бедой.
— Понимаю, — сказал Мести, обнажая отточенные зубы. — Вам нужен его череп.
— Нет, Мести, просто мне нужно убрать его с дороги, чтобы он мне не мешал.
— Как же пыть, масса Тихоня? Корапль отплывает послезавтра. Пудь у меня время, я пы управился с этим телом. Потожтите немножко.
— Чёрт побери, но у меня нет времени ждать!
— А что, если вы, масса Тихоня, отправитесь на перег и не вернётесь назат?
— Но ведь это значит дезертировать, Мести.
— Клянусь непесами, я притумал кое-что: вы поетете на перег и сломаете сепе ногу.
— Сломаю ногу?! И получу нахлобучку от капитана, ты этого хочешь?
— Нет, масса Тихоня. Вы ломаете ногу — капитан оставляет вас на перегу и меня тоже, чтопы ухаживать за вами.
— Но скажи, ради Бога, зачем мне ломать ногу и как её сломать?
— Не на самом теле, масса Тихоня, а только понарошку! Потолкуйте с массой тон Филиппом, он вам это устроит. Если человек ломает ногу в семи местах, его нельзя перевозить на сутно.
— В семи местах? Что-то уж очень много, Мести. Ну хорошо, я подумаю.
Джек вернулся к Гаскойну, и они обсудили выдумку Мести. Гаскойн одобрил её, посчитав этот план выполнимым.
— Нужно устроить так, чтобы нас выбросило из двуколки — ты бы притворился, что сломал себе ногу, — сложный перелом, конечно, а я бы отделался сломанной рукой, тогда бы мы оба остались на берегу, и Мести стал бы ухаживать за нами.
— Превосходный план! Я не возражаю, если и на самом деле сломаю ногу. Во всяком случае, постараемся опрокинуть двуколку.
— Но дадут ли нам отпуск накануне отплытия?
— Да, я уже два дня не был на берегу. Мне не хотелось появляться у дона Рибьеры с тех пор, как Агнесса рассказала о поповских штучках, а мои вещи всё ещё на берегу. Я попрошу увольнение на несколько часов для того, чтобы забрать их.
На следующий день наши мичманы попросились в отпуск на берег и, получив разрешение у первого лейтенанта, поспешили в гостиницу, куда они вызвали дона Филиппа и посвятили его в свой план. Он охотно пообещал оказать им своё содействие, ибо всей душой поддерживал намерения Джека и своей сестры пожениться и опасался, что отец Томазо наверняка воспользуется отсутствием Джека, чтобы помешать их браку, пустив в ход своё влияние на мать Агнессы. Он обратился за помощью к полковому хирургу, который сразу же согласился участвовать в обмане.
В то же утро наши мичманы уселись в двуколку, покатались по улицам и, подъехав к гостинице, где остановился капитан Вилсон, пустили лошадь во весь опор. Стоя у окна гостиницы, капитан увидел, как Джек и Гаскойн промчались мимо, и, когда их двуколка поравнялась с казармой, её колесо наехало на бортик тротуара, и они вывалились из двуколки. Мичманы не получают серьёзных повреждений в таких случаях, а Джеку и Гаскойну повезло даже вдвойне — при падении они получили превосходные кровоподтёки и ссадины, что было просто необходимо для успеха их предприятия. Дон Филипп находился рядом. Он позвал солдат и велел им отнести наших плутов в казарму. Вызвали хирурга, который раздел их и наложил лубки на ногу Джека и на руку Гаскойна. Их уложили в постель, оставив на лицах кровь и ушибы in status quo ante [46] для пущей убедительности, а дон Филипп послал своего денщика к капитану Вилсону якобы от командира, чтобы сообщить ему о том, что два его офицера попали в аварию и теперь лежат в лазарете с тяжёлыми повреждениями.
— Бог мой! Это, наверно, мистер Изи и мистер Гаскойн, — сказал капитан Вилсон, когда ему передали это известие. — Я только что видел, как они промчались мимо окон как сумасшедшие. Рулевой, возьмите мою шлюпку и привезите ко мне судового хирурга, я буду в казарме.
Капитан Вилсон надел шляпу, перепоясался перевязью со шпагой и поспешил в казарму, чтобы узнать, велико ли несчастье. Дон Филипп постарался не попадаться ему на глаза, поэтому один из офицеров проводил капитана в лазарет. Он нашёл своих мичманов в постелях. У их изголовья проводили консилиум два хирурга, полковой и армейский. Рядом стояли санитары, держа в руках успокоительные лекарства. Благородные медики приветствовали капитана Вилсона и с весьма озабоченным видом завели бесконечный разговор о переломах, ушибах, ранениях и т. д., выразив надежду на то, что мистер Изи поправится, хотя есть и сомнения в благополучном исходе его ранения. Другой офицер, несомненно, оправится от ран при тщательном уходе, если иметь в виду его руку, но дело у него осложняется ещё сотрясением мозга. Капитан Вилсон глянул на побитые и окровавленные лица молодых людей и с беспокойством стал поджидать своего судового хирурга, мистера Дейли, который вскоре появился, запыхавшись от спешки. Первым делом он выслушал сообщение своих собратьев по ремеслу.
— Нога мистера Изи сломана в двух местах — кости были смещены, но теперь вправлены — пока нетранспортабелен. У мистера Гаскойна сложный перелом руки и сотрясение мозга, предположительно.
Если бы судовой хирург стал осматривать обоих пациентов, правда легко бы вышла наружу, но мог ли он не верить двум хирургам, и разве можно было подвергать молодых людей пыткам, снимая их лубки и прощупывая места переломов? Он не пошёл бы на это даже из простой вежливости, иначе ему пришлось бы сказать армейским коллегам, что он не доверяет их диагнозу и сомневается в их профессиональной компетенции. Мистер Дейли посмотрел на Джека и его товарища, которые лежали с закрытыми глазами, тяжело дыша открытым ртом, и, придав лицу серьёзное выражение, такое же, как у его коллег, доложил капитану Вилсону о результатах своего осмотра.
— Ну, когда их можно забрать на корабль, мистер Дейли? — спросил капитан. — Я не могу ждать долго. Мы отплываем завтра или самое позднее — послезавтра.
Хирург, руководствуясь чувством долга, задал тот же вопрос местным врачам, которые ответили, что пациентов нельзя трогать до наступления лихорадки, которую можно ожидать завтра, а она может продлиться дней десять. Поэтому капитану Вилсону нечего думать о том, чтобы забрать их на корабль, лучше оставить их здесь на попечении друзей с тем, чтобы впоследствии они вернулись на судно на Мальте. Мистер Дейли подтвердил, что такой подход к лечению наиболее целесообразен, и капитан Вилсон, подумав, дал своё согласие оставить мичманов здесь.
Решив этот вопрос, он подошёл к кровати Гаскойна и заговорил с ним, но тот, зная, что у него сотрясение мозга, не ответил и вообще никак не отреагировал на присутствие капитана. Затем капитан подошёл к нашему герою, который, услышав его голос, открыл глаза, но не повернул головы, как бы с трудом узнавая его.
— Вам очень больно, Тихоня? — спросил капитан сочувственно.
Тихоня закрыл глаза и прошептал:
— Мести! Мести!
— Он всё время зовёт к себе своего слугу, судового капрала, сэр, — сказал полковой хирург.
— Хорошо, — ответил капитан. — Я пришлю его сюда. Мести — преданный парень, он будет хорошо ухаживать за ними. Мистер Дейли, когда вы вернётесь на судно, передайте первому лейтенанту, чтобы он отправил Мести на берег вместе с сундучками Джека и Гаскойна, и пусть тот возьмёт свой гамак и вещи. Боже мой, какая жалость, что с ними случилось такое несчастье! Бедные ребятки, они всё время вместе, и если один из них попадает в беду, другой, как правило, делит её с ним. Джентльмены, я выражаю вам свою глубочайшую благодарность за вашу доброту и принимаю ваше обещание заботиться о наших несчастных офицерах. Я отплываю завтра на рассвете и буду весьма признателен, если вы сообщите о происшедшем несчастье их друзьям, семейству дона Рибьеры, которые сделают всё, что в их силах, чтобы окружить их заботой и уходом.