Патрик О’Брайан - Остров Отчаяния
— Кобб, Кобб! — воскликнул он, завидев китобоя, и подтащил его к борту. — Что это? Скажите, что это? — медленно движущийся сквозь креветок акр или около того чудовищной спины все еще был виден.
— О, да это просто голубой финвал, — ответил Кобб. — Не стоит о нем и упоминать.
— Но он же длиной в сто футов! Простирался от сих до сих!
— Не сомневаюсь, но это всего лишь голубой финвал — противная, злобная тварь. Вы засаживаете ему гарпун в бок, и что он делает? Бросается на вас, как удар грома и разбивает шлюпку в щепки, а затем сбегает с тысячью саженей линя. И говорить не о чем. Теперь, с вашего позволения, сэр, я должен идти наверх. Мозес Харви выглядит довольно уставшим, следует его заменить.
Замерзая всё сильнее и сильнее, Стивен долгим взглядом окинул море и спустился вниз: с большим удовлетворением обозрел швы миссис Босуэлл, а затем пробрался в кладовую, служившую теперь лазаретом. Хирепат ждал его, и вместе они осмотрели единственного пациента — турецкого евнуха. Начался Рамадан, и турок воздерживался от еды и питья в светлое время суток, а поскольку ночью также воздержался и от свинины, то пребывал сейчас в состоянии крайней слабости. Они пытались обмануть его искусственной темнотой, но мешали некие внутренние часы пациента.
— Новолуние само вылечит этот случай, — сказал Стивен, и они заговорили об общем состоянии здоровья на корабле: удивительно хорошем, несмотря на долгое отсутствие свежей провизии и непрекращающиеся лишения. Стивен относил это на счет значительного сокращения численности экипажа — теперь, когда люди спали, то спали с большим количеством пространства между ними, не было спертого воздуха, зато наличествовали бодрящий холод, и прежде всего, ощущение кризиса, что не оставляет времени на ипохондрию.
— И этому же чувству неизбежной катастрофы мы, несомненно, обязаны особой гармонии, квази-единодушию, с которым ведутся работы на корабле. Ни ругани, ни яростных взбучек. Ротанговые трости и линьки с узлом на конце больше не обременяют рук ликторов, — заметил доктор. — Резвое исполнение приказов, даже упреждающее рвение, исключают досадные злоупотребления властью, и, пожалуй, больше чем любой другой фактор, влияет мастерство капитана как навигатора — вот на что мы можем рассчитывать в деле нашего возможного спасения. И, несомненно замечательно, что мы избавились от нестойких элементов, тех, кого мы могли бы назвать неуклюжие ублюдки…
— Мы избавились от Ионы, вот что имеет значение, — произнес к их удивлению турок. — Сейчас, без Ионы, все хорошо.
Стивен подошел и глянул на безбородое желтое истощенное лицо: турок хитро прижмурил один глаз, повторил:
— Сейчас нет Ионы. — Потом закрыл другой глаз и замолчал.
— Это правда, сэр, — сказал после паузы Хирепат. — Я слышал об этом по всему кораблю — от прежних товарищей по нижней палубе. Они были убеждены, что Ионой был мистер Ларкин, вот почему, по их словам, он так много выпивал. Да он и сам в это верил. Матросы сильно обрадовались, когда Ларкин пытался взобраться в баркас с последней волной отплывавших и, — добавил он шепотом, — думаю, кое-кто из них помог ему свалиться за борт.
Стивен кивнул: весьма вероятно. Он мог поделиться своими наблюдениями по поводу силы суеверий, если бы крик «Земля на горизонте» не помешал ему сформулировать мысль до конца.
Поднявшись на палубу, они посмотрели туда же, куда были направлены пристальные взгляды матросов, качающих помпу, и там, на левом траверзе, на мгновение показалась заснеженная вершина, появляющаяся и снова скрывающаяся в облаках где-то в десяти-пятнадцати милях к северу. Стивен, Хирепат и немногие из оставшихся матросов-новичков вместе с заключенными ликовали от восторга: они бы принялись орать, скакать и подбрасывать шляпы в воздух, если бы не сдержанные, обеспокоенные взгляды моряков, которым было понятно, что всё зависит от рулевого весла.
Если оно позволит кораблю приводиться к ветру, и на любом галсе держаться к нему достаточно круто, то все в порядке. Даже если они смогут принять круче к остовому ветру всего на один румб, то смогут добраться до острова на одном левом галсе, но данный маневр следует произвести в течение ближайшего часа. В противном случае корабль увалится под ветер и его отнесет еще дальше от острова. А если рулевое весло не приведет их круче к ветру хотя бы на самую малость в ближайшие минуты, корабль обречен бесконечно скитаться, и лишь кусок изношенной парусины, которая долго не продержится, отделяет пробитое днище от антарктического моря.
И снова корабль погрузился в лихорадочную деятельность. Немногие могли помочь в управлении рулевым веслом, учитывая его длинную и сложную оснастку, но как только обрасопили паруса, чтобы привести, насколько это будет возможно, нос корабля к норд-осту, все кинулись к помпам, стремясь облегчить корабль, дабы он смог легче слушаться руля, когда это потребуется.
— Ура, налегай на рукоятки, — кричали они, и вода снова мощной струей забила наружу.
Стивен стоял между Муром и его оставшимся сержантом. Оба, умудренные опытом теоретики морского дела, в промежутках уведомляли его о событиях на корме, которые развивались безумно медленно: они продолжали смотреть на гору, видимую четче, когда дождь развеял облака, и объясняли, что корабль ни на милю не сдвинулся к подветренной стороне. Из разговора об осторожных перестраховывающихся парнях, и тому подобном, стало ясно, что капитан ничего не оставлял на произвол судьбы: несомненно это было проявлением мудрости, хотя и выдавало громадное нетерпение, сильное желание испытать рулевое весло, вне зависимости от его готовности.
Прошел час: дождь стучал по запарившимся спинам откачивавших, и, наконец, часть матросов отозвали-таки на корму. Оставшиеся у помпы видели, как легла рукоять весла в свое гнездо позади бизань-мачты, видели, как натянулись тали и спустя мгновение, в которое к дождю добавился снег, они услышали крик:
— Правый борт, товсь! Помалу, помалу давай, еще пол-сажени. Левый борт, одерживай!
Характер движения «Леопарда» ощутимо изменился. Все еще качая рукоятки как заведенные, помповые подставляли лица ветру, и чувствовали, как он задул с траверза, постепенно заходя к носу. Услышали знакомое им покрикивание матросов у булиней:
— И раз, и два, крепи! — Это значило, что корабль взял круто к ветру, возглас, который не слышался уже в течение многих недель.
Круче на один румб, но не более. Несмотря на все приказы с юта, всевозможные манипуляции с огромным веслом, круче к ветру «Леопард» не держал. Установить контр-бизань Джек не мог, а все их недавние усилия создать дифферент в корму, чтобы повернуть через фордевинд, сейчас мешали приводиться к ветру, или, по крайней мере, приводиться к ветру, сохраняя хоть какое-то продвижение вперед.
