Елена Кондаурова - Рене по прозвищу Резвый
— Хорошо, — сказала индианка и взяла нож. — Да сохранят вас ваши боги!
Сказав это, она развернулась и скрылась в чаще.
Как их встретили остававшиеся на «Касатке» ребята и как грузили золото, Рене запомнил не очень хорошо. Он заснул, как только добрался до своей каюты, а может, даже и раньше, и проспал целые сутки. Так же, впрочем, повели себя и остальные, и потому «Касатка» ушла с острова только на следующее утро. Но отправилась она не на Омори, где ее ждала «Афина», а на небольшой необитаемый островок, который находился в пятидесяти милях севернее Чактча. О нем рассказал Марсель, который заходил туда набрать воды еще в те времена, когда служил на флоте его величества.
— Резвый, если есть на свете место, где боги радуются, так это точно там, — убеждал он, и Рене поверил. Команда тоже, хотя некоторые предлагали свои места, с пеной у рта доказывая их соответствие требованиям мадам Чактча. Однако здесь главную роль сыграло расстояние. Остров, предложенный Марселем, был недалеко, а всем очень хотелось побыстрее вернуться на Омори и поделиться своей радостью с оставшейся командой. Они уже представляли, какими будут ходить героями. А одна луна, то есть двадцать восемь суток, плюс еще восемь дней до следующего полнолуния пролетят так быстро, что и не заметишь.
* * *Островок действительно был таким, каким его описал Марсель и какой требовался для их дела. Чистый, безлюдный, от него исходило ощущение ясности и непорочности первого дня творения. На нем-то пираты и закопали свои сокровища, принеся при этом страшную клятву не рассказывать об этом месте ни одной живой душе, даже оставшимся на Омори членам команды. Вот когда все останется позади, тогда они все и расскажут, а пока следует изо всех сил держать язык за зубами.
Глава 15
Как и предупреждала мадам Чактча, удача отвернулась от Рене и его команды, как только они покинули свой остров сокровищ. Первой неприятностью, случившейся с ними, был жестокий шторм, в который они попали на следующую ночь после отплытия. Потрепало их здорово. Сломанная мачта, порванные паруса, течь в трюме — в общем, все, что нужно для полного счастья. «Касатка», и раньше не отличавшаяся особой крепостью, после шторма вообще стала дышать на ладан, и оставалось только надеяться, что она дотянет до Омори, где осталась «Афина». Других островов, где Рене с командой могли бы встать на ремонт или хотя бы закупить все необходимое, поблизости не было. Так что кое-как залатанной «Касатке» пришлось идти на трех уцелевших парусах, а матросам постоянно выкачивать воду из протекающего трюма.
Вторая неприятность была покрупнее. Когда после долгого двухнедельного путешествия, вымотавшего команду до предела, «Касатка» все-таки вошла в порт Омори, «Афины» там не было. Вместо нее у причала стоял черный обгоревший остов, очертаниями напоминавший их испанскую красавицу. Вся команда «Касатки» высыпала на палубу, с ужасом разглядывая останки своего корабля. В том, что это была именно «Афина», сомнений не возникало. Это была ее длина, ее ширина, ее носовые и кормовые постройки, частично уцелевшие при пожаре, ее расположение мачт и высота палубы. Вообще сгорела она не до самого основания, видно, ее тушили, но от этого было не легче. Восстановлению она явно не подлежала.
Рене стоял неподвижно с закушенной до крови губой, потрясенный до глубины души. Этот корабль уже успел стать частью его самого, и терять эту часть было больно. Так больно, что Рене пообещал самому себе вздернуть на рее того, кто недоглядел за «Афиной». И Грешника Марка в первую очередь, потому что она была оставлена под его ответственность.
Впрочем, как скоро выяснилось, это обещание молодому капитану не суждено было выполнить. Новости, ждавшие Рене на берегу, оказались такими, что быстро заставили забыть и об этом дурацком обещании, и о потере самой «Афины».
Начальник порта, к которому Рене обратился за информацией, сообщил ему следующее. Около трех недель назад Белтроп все-таки наведался на Омори. Под покровом ночи его команда высадилась на пристани и напала на «Афину». То ли ничего не зная о «лихорадке», то ли, наоборот, зная, что она всего лишь блеф, они перебили вахтенных, ворвались на корабль и устроили там резню. Как уверял начальник порта месье Гудон, все произошло очень быстро, и власти не успели ничего предпринять. Только когда «Афина» загорелась, стражи порядка встали в ружье. Вернее, в шланги и ведра с водой, потому что огонь с «Афины» мог переброситься на другие корабли, да и на наземные постройки тоже, что привело бы к огромным убыткам. Когда они прибыли на место происшествия, «Афина» уже была объята пламенем, а на пристани шел бой между наглецами Белтропа и командой Хьюго Лесопилки. Постепенно и к схватке, и к тушению пожара присоединились матросы с других кораблей, в результате чего огонь был погашен, а Белтропа зажали между двумя причалами. Откуда он с большими потерями прорвался к своим шлюпкам и убрался восвояси. К сожалению, большие потери были не только у Белтропа. В том бою погиб Лесопилка вместе с большей частью своей команды и еще много совершенно постороннего народа. И разумеется, из экипажа «Афины» не спасся ни один человек.
Рене был оглушен свалившимися на него новостями.
Господи боже, его команда! Его команда подчистую вырезана этим уродом Белтропом. Грешник Марк, Лесопилка со своими ребятами, Жиль… Господи, мрачный старина Жиль! Рене готов был пристрелить себя за глупость и легкомыслие. Как он мог оставить их тут на растерзание Белтропу, а сам улизнуть за золотом? Чертово золото, будь оно проклято! Лучше бы он никогда о нем не слышал! Будь проклят этот старик-индеец, всучивший ему карту! Надо было сразу отдать ее Белтропу, а еще лучше уничтожить, как индеец и советовал.
Рене готов был рвать на себе волосы, и только остатки гордости удержали его от того, чтобы продемонстрировать свои чувства начальнику порта. Молодой барон кое-как откланялся и на негнущихся ногах отправился на «Касатку». Ему еще предстояло выполнить нелегкую обязанность — рассказать ребятам о том, что случилось.
Рене шел, не видя перед собой дороги, и только чудом не свалился в море. Глаза его были сухими, потому что мало того что мужчины не плачут — капитаны не плачут вдвойне, но сердце болело так, как будто готово было разорваться.
Господи Иисусе, ребята, Марк, Хьюго, Жиль! Господи, Жиль!!!
Но на этом неприятности на Омори не закончились. На следующее утро, когда слухи о возвращении Рене достигли нужных ушей, к нему на «Касатку» явились два представителя торговцев с Коста-Синистры, которым он должен был доставить груз еще две недели назад. Поскольку груз сгорел вместе с «Афиной», они требовали вернуть за него деньги. Пятнадцать тысяч золотых монет. У Рене на руках не было и десятой части этой суммы. Все его сбережения остались на «Афине» и теперь, по всей видимости, оттягивали карман Белтропа. Основное состояние находилось на Бельфлоре, будучи вложено в дело, а золото индейского храма дожидалось своего часа на необитаемом острове. Была кое-какая мелочь, примерно около тысячи, но ее планировалось потратить на ремонт, и отдавать ее Рене не собирался ни при каком раскладе. Он попробовал договориться, но ничего не вышло. Посредники уперлись, а он был не в том настроении, чтобы торговаться. В конце концов он просто выставил этих людей с «Касатки», пообещав, что завтра обязательно найдет деньги. Пусть приходят после обеда, и он с ними непременно расплатится.
