Александр Чернобровкин - Морской лорд. Том 2
Нападение было настолько неожиданным, что мавры не сразу поняли, что сами попали в засаду. Теряя бойцов, отряд сначала поскакал в сторону деревни. Мы их встретили возле выхода из ложбины. Отряд тяжелой конницы, построенный колонной во всю ширину дороги и выставивший длинные копья, понесся им навстречу. Мавры не выдержали атаки, помчались в обратную сторону, вновь попав под обстрел валлийских лучников. Оставшиеся в живых поскакали дальше и нарвались на отряд рыцарей под командованием Марка. В плен никого не брали. Богатых среди них уже не было, а с остальными у нас нет времени возиться. Погиб и мулла «при попытке к бегству». Его тело закопали вдали от ложбины в укромном месте. Мне не нужен святой мученик. Пусть местные мусульмане думают, что он сбежал, оставив их на произвол христиан.
Вернулись мы в деревню, подгоняя табун почти из трех сотен лошадей, нагруженных оружием, доспехами и одеждой убитых. Деревня встретила нас настороженно, ожидая, видимо, расправу. Мы никого не тронули. Мои воины вообще в последнее время стали чуть ли не солдатами двадцать первого века: грабежи сведены к минимуму. Брали только съестное. Исходили из того, что ограбленный хутор или дом может достаться тебе в собственность. Постепенно к нам начали подходить осмелевшие мосарабы и сообщать, кто агрессивно настроен против нас. Мы выгнали из деревни, обобрав до нитки, только самых отъявленных. Остальным разрешили даже похоронить погибших в ложбине. У некоторых в деревне остались родственники, а по мусульманскому обряду покойника надо похоронить до захода солнца.
Теперь можно было двигаться дальше на юг. Сопротивления больше не было. Те, кому была не по душе власть христианского короля, уходили в город Сантарен, стоявший на берегу реки Тежу, которую испанцы называли Тахо. Альмогавары говорили, что город по местным меркам большой и хорошо укрепленный. Нечего и думать захватить такой нашим отрядом. Поэтому я решил остановиться на берегу другой реки, небольшой и не широкой, которая была границей между двумя территориальными единицами эмирата.
На северном, нашем, берегу реки стоял на холме замок не замок, а скорее, как сказали бы в Англии, укрепленный манор. Это было сооружение в виде правильной трапеции, короткая сторона которой выходила к дороге возле брода через реку и представляла из себя широкую надворотную башню. От башни отходили под углом две стены высотой метра три с половиной к четвертой стене. Там на углах стояли две прямоугольные башни, которые были всего метра на два выше стен. Вокруг холма выкопан ров шириной метров шесть-семь, заполненный мутной водой из реки. Через ров был перекинут деревянный мост без перил, который не потрудились убрать при нашем приближении.
Я послал к манору разведку из пяти пехотинцев. Когда они прошли по крутому склону половину расстояния от рва к воротам, те открылись. Из ворот вышли двое стариков в рваной одежде.
– Не стреляйте, здесь больше никого нет! – крикнул один из них.
В маноре, действительно, больше никого не было. И ничего ценного. Хозяева выгребли все и уехали в Лиссабон три дня назад, как рассказали нам старики, которые раньше были рабами. Их оставили, как ненужные вещи. Мы расположились в маноре. Я написал королю Афонсу об увеличении его королевства и предложил обменять часть захваченных нами лошадей на землю. Продавать боевых коней здесь некому, разве что врагам, а пасти такой большой табун негде. Приходится каждый день выделять до полусотни человек в пастухи, чтобы отогнали подальше, где еще есть трава.
Альмогавары, посланные к королю, вернулись с Жуаном. Чиновник рассказал, что архиепископу Паю Мендешу не удалось уговорить крестоносцев, потерпевших кораблекрушение, повоевать за правое дело на Пиренейском полуострове. Они по суше отправились в сторону Святой Земли. Уверен, что подоспеют как раз к окончанию похода. Король Афонсу решил опереться на собственные силы и созвал ополчение. Мне было приказано ждать подхода короля с большим войском. Дальше буду воевать под его командованием.
Жуан опять объехал захваченные нами территории, нанес их на карту, разделил на три части: королевскую, мою и остальным членам отряда. Затем из королевской была вычтена цена двух сотен лошадей, которые понадобятся армии Афонсу. Мне всего за одну лошадь, подаренную Жуану, достались самые жирные куски. Как премиальные, получил укрепленный манор. Остальное было поделено между рыцарями, сержантами, пехотинцами и оруженосцами. Поскольку на долю выпадало чуть больше, чем при предыдущем разделе, начался обмен. Каждый хотел иметь не два маленьких участка в разных местах, а один большой, поэтому земли возле Алкобаса обменивали на полученные здесь. Земли на этой территории котировались чуть дешевле, чем на предыдущей, потому что были ближе к врагу. Я-то знал, что будет входить в территорию Португалии, поэтому воспользовался разницей в цене. Не для себя, а для своих родственников. Нудд, Рис, которого я назначил кастеляном Алкобаса, и Жан говорили мне, что хотели бы остаться в Португалии. В Англии первые чувствовали себя неполноценными рыцарями. Сказывалось детство, проведенное в нищете. А здесь никто не знал об их происхождении. Принимали за типичных, грубых и невоспитанных рыцарей. Жан все время мечтал иметь свой манор. Теперь мечта реализовалась. Ллейшон тоже собирался остаться в Португалии, но я знал, что он любимец матери, поэтому отказал наотрез.
Укрепленный манор мне был не нужен. Как защитное сооружение или жилой дом он не представлял ценности. Придется бестолку тратиться на его содержание. Поэтому решил избавиться от него, а заодно наградить за службу.
Я предложил Нудду:
– Берите вместе с Рисом земли здесь. И Ллейшонову долю тоже, а ему отдадите деньгами. Я дам тебе во владение этот укрепленный манор. Будешь из него присматривать за вашими и моими землями.
– Жен надо бы привезти сюда, – высказал он единственное пожелание.
– Привезу осенью, – пообещал я.
Нудд согласился стать собственником укрепленного манора, и прямо на глазах начал надуваться от важности. Видимо, наконец-то почувствовал себя настоящим рыцарем.
Вообще-то, манор надо бы отдать Умфре или Джону, но оба не хотели жить здесь. Я пообещал им взамен по валлийской деревне на берегу устья реки Ди. Каждая была меньше по размеру, но по доходам тянула теперь на «кольчужный» лён, что было намного больше того, что они имели бы с португальских земель.
По местному закону количество земли, с которой собственник обязан выставлять по зову короля вооруженного всадника, был намного меньше «кольчужного» лена. Но и всадник мог иметь не кольчугу, а кожаную броню. Он все равно считался рыцарем, поскольку португальское слово «кавалейру» обозначало и того, кого принято называть в Англии сержантом, и рыцаря в кольчуге. Только кавалейру считался бедным рыцарем, не благородным. Ему желательно быть рыцарем по рождению, но никто особо не копался в родословных. Больше внимания уделяли богатству. Так что кавалейру стали и солдаты, и альмогавары из моего отряда, не говоря уже о сержантах, которые получили в полтора раза больше. Благородными, фидалгу, считались те, у кого имелись доходы, позволяющие хорошо жить не только на жалованье наемника и долю в награбленном в походе. Таковыми теперь стали брабантские рыцари, потому что у них земель в три раза больше, чем у солдат. Я относился к высшей категории – рико омбре (богатые люди). Таких, как я, в Португалии называли графами не зависимо от того, имели они титул или нет. Титулом было богатство. Поэтому графов в Португалии было слишком много. Это напоминало ситуацию в дореволюционной Грузии, где каждый, у кого был верховой конь и три барана, называл себя князем, а если что-то одно, то просто благородным человеком.
