Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса
А медведь, прячась за торосами, медленно крался к тюленю. Глаза его так и горели жадностью. Вероятно, он давно уже голодал, а тут счастливый случай посылал ему верную добычу.
Тюлень находился уже в десяти шагах от своего врага. Вдруг медведь развернулся, сделал огромный прыжок и в недоумении замер в трех шагах от Гаттераса, который сбросил с себя тюленью шкуру, припал на колено и прицелился прямо в грудь зверю.
Грянул выстрел, медведь повалился на снег.
– Вперед! Вперед! – крикнул доктор.
И вместе с Джонсоном он побежал к Гаттерасу.
Гигантский зверь поднялся на задние лапы. Он судорожно бил лапой по воздуху, а другой лапой загреб комок снега и пытался заткнуть свою зияющую рану.
Гаттерас метко послал пулю: зверь был смертельно ранен. Несколько мгновений капитан выжидал с ножом в руке. Улучив момент, он вонзил нож по самую рукоять в грудь медведю. Когда подоспели доктор с Джонсоном, зверь лежал уже мертвым.
– Победа! – радостно крикнул Джонсон.
– Ура! Ура! – кричал доктор.
Гаттерас, как всегда бесстрастно, скрестив руки на груди, смотрел на убитое чудовище.
– Теперь очередь за мной, – заявил Джонсон. – Свалить этакого зверя – дело похвальное, но нельзя дать ему замерзнуть, а то он станет как камень, и тогда с ним не совладаешь ни зубами, ни ножом.
И старый моряк стал поспешно сдирать шкуру с чудовищного зверя, который размерами не уступал быку. Он был девяти футов длиной и шести футов в обхвате. Из его пасти торчали два огромных клыка, в три дюйма каждый.
Джонсон вскрыл медведя, в желудке у него ничего не оказалось, кроме воды. Очевидно, зверь уже долгое время ничего не ел. А между тем он был очень жирный и весил более тысячи пятисот фунтов. Тушу разрубили на четыре части, из которых каждая дала двести фунтов мяса. Охотники перетащили медвежатину к ледяному домику, не позабыв захватить и сердце, которое трепетало еще добрых три часа после смерти зверя.
Спутники доктора готовы были наброситься на сырую медвежатину, но Клоубонни остановил их, обещав в скором времени изжарить мясо.
Войдя в ледяной домик, доктор удивился, что там так холодно. Он подошел к печи, и увидел, что огонь в ней погас. Из-за утренней охоты и пережитых волнений Джонсон позабыл о возложенных на него обязанностях.
Доктор хотел было раздуть огонь, но не нашел ни искорки в остывшей золе.
– Терпение! – сказал он себе.
Он пошел к саням за трутом и попросил у Джонсона огниво.
– Печь погасла, – сказал он.
– По моей вине, – ответил Джонсон.
Боцман запустил руку в карман, где всегда носил огниво, и очень удивился, не найдя его там.
Тогда он стал шарить в других карманах, но так же безуспешно. Он вернулся в ледяной дом, перетряхнул одеяло, на котором спал ночью, – огнива и там не оказалось.
– Ну, что? – крикнул доктор.
Джонсон подошел к товарищам и молча, в смущении смотрел на них.
– Нет ли у вас огнива, доктор? – спросил он.
– Нет, Джонсон!
– А у вас, капитан?
– Нет, – ответил Гаттерас.
– Да ведь оно всегда было у вас, – сказал доктор.
– Да… Но его нет у меня… – бледнея, отвечал старый моряк.
– Как нет! – воскликнул доктор, невольно вздрогнув.
Другого огнива не было, и потеря его могла повлечь тяжелые последствия.
– Поищите хорошенько, Джонсон, – посоветовал доктор.
Джонсон бросился к льдине, из-за которой он наблюдал зверя, затем прошел на поле битвы, где он разрубал на части медведя, но так и не отыскал огнива. Он вернулся в полном отчаянии. Гаттерас только посмотрел на Джонсона, но ни слова не сказал ему в упрек.
– Плохо дело, – сказал он доктору.
– Даже очень, – ответил Клоубонни.
– К несчастью, у нас нет ни одного оптического инструмента, хотя бы подзорной трубы, а то с помощью чечевичного стекла мы могли бы добыть огонь.
– Знаю, – сказал доктор, – и это тем досаднее, что лучи солнца теперь уже так сильно греют, что вполне могут поджечь трут.
– Что ж, – сказал Гаттерас, – придется пообедать сырым мясом. Потом мы отправимся в путь и постараемся как можно скорей добраться до судна.
– Да, – в раздумье произнес доктор. – Да. Может быть, это и удастся. Почему бы и нет? Можно попробовать…
– О чем вы задумались? – спросил Гаттерас.
– Мне пришла в голову одна мысль…
– Мысль? – воскликнул Джонсон. – Вам пришла в голову мысль? Значит, мы спасены!
– Но удастся ли ее осуществить, это еще вопрос, – добавил доктор.
– В чем же дело? – спросил Гаттерас.
– У нас нет зажигательной чечевицы, так постараемся ее сделать.
– А как? – спросил Джонсон.
– Изо льда.
– Как? Вы думаете?..
– А почему бы и нет? Все дело в том, чтобы собрать солнечные лучи в одном фокусе, и кусок льда вполне может заменить зажигательное стекло.
– Возможно ли это? – спросил Джонсон.
– Вполне, только я предпочел бы пресноводный лед. Он прозрачнее и крепче, чем морской.
– Если не ошибаюсь, – сказал Джонсон, указывая на торос, находившийся шагах в ста, – вон та темно-зеленая глыба вполне подойдет…
Все трое подошли к льдине, которая действительно оказалась пресноводной.
Доктор велел отколоть от нее небольшой кусочек и стал вчерне обрабатывать его топором, потом он выровнял ножом поверхность льдинки и постепенно отполировал ее рукой. Получилась прозрачная оптическая чечевица, словно сделанная из лучшего стекла.
Потом он достал кусок трута и приступил к опыту.
Солнце светило довольно ярко, доктор подставил ледяную чечевицу под солнечные лучи и собрал их на куске трута.
Через несколько секунд трут воспламенился.
– Ура! Ура! – крикнул не веривший своим глазам Джонсон. – Ах, доктор, доктор!
Старый моряк не помнил себя от радости и, точно полоумный, метался по сторонам.
Клоубонни вошел в ледяной дом, через несколько минут печь загудела, и аппетитный запах жаркого вывел Бэлла из мрачного оцепенения. Легко себе представить, с какой радостью путешественники принялись за обед, однако доктор советовал им поменьше есть после голодовки и сам ел мало.
– Сегодня выдался счастливый денек, – сказал он. – Теперь мы обеспечены едой до конца пути. Но не будем почивать на лаврах. Надо поскорей двигаться дальше.
– Мы находимся всего в сорока восьми часах пути от «Дельфина», – заметил Алтамонт.
– Надеюсь, – улыбаясь, сказал доктор, – мы найдем там огниво.
– Конечно, – отвечал американец.
– Правда, сейчас моя ледяная чечевица действует исправно, – продолжал доктор, – но в пасмурные дни она бесполезна. А таких дней немало в местах, удаленных от полюса меньше чем на четыре градуса.