Владимир Лещенко - Корсары. Легенда о Черном Капитане
Питер понимал что судьба свела его с опасным противником, который вряд ли пощадит его. И хорошо осознавал – как учили его – что с таким бесполезно пытаться уходить в глухую оборону рассчитывая что настанет момент когда противник отроется и даст ему шанс – обычно те кто ждал этого так и умирали, ибо противник шанса не давал. Спасение лишь одно – вперед, атаковать самому, не боятся пляшущего в воздухе как кобра лезвия, заставить врага делать ошибки…
Он отвел шпагу Альфредо вниз во время одного из его уколов и направил острие своего клинка в ему в грудь.
И не понял что произошло – капитан сделал стремительное движение как то по хитрому изогнутой рукой – та двинулась вперед, ударив предплечьем и ладонью снизу по шпаге Питера. Кажется перчатка Аяллы оказалась распорота, но удар был отведен. Что за черт?
– И так бывает, мой юный друг! – бросил француз, глядя Блейка. – Вижу вы удивлены? Парировать рукой? Да… На такое мало кто способен… Но вам не повезло – я обучен этому! И в этот момент в их схватку вмешалась судьба, на этот раз приняв облик четырех лондонских стражников, с алебардами наперевес, появившихся из-за угла. Несколько секунд подчиненные лорд-мэра взирали на нарушителей королевских указов и законов – видимо соотношение сил – четверо против четверых их не очень вдохновляло. Но потом, поудобнее перехватив древки оружия размеренным шагом двинулись к дуэлянтам. Не сговариваясь и не издавая ни звука Альфредо а за ним и Урфин ринулись в ближайший переулок. А мгновение спустя место действия покинули и Тернер с Питером – правда в другой переулок идущий в противоположном направлении. Остановились они пробежав квартала два, промчавшись не помня себя по убогим улочкам Ист-Энда, не забывая благословить Бога что у их жителей не было денег на ночную стражу и рогатки. Тут они остановились у полуразрушенного дома, тяжело дыша привалившись к стене… – А вы его почти сделали, мистер Блейк, – усмехаясь бросил вдруг Тернер. Зверь-то матерый, битый – видал я таких в портах да кабаках… Но все равно – если бы не стража – посмотрели бы какого цвета у него кровь!
– Спасибо, Билли, – ответил Питер, хотя был не особо уверен в правоте слов подчиненного. Но и ты меня выручил! – Ну а какой же я был бы боцман если б своему капитану не помог! Возьмите – протянул Тернер что-то Питеру. Ваш трофей! С недоумением тот некоторое время разглядывал в свете Луны мутным желтым блеском и кровавыми искрами вещицу. – Это его застежка – ну на плаще. Вы ее сорвали когда первый раз чуть не проткнули хмыря. Пожав плечами Блейк сунул увесистую побрякушку в карман. Пойдемте, мистер Тернер, бросил он. Ночь – не время для прогулок да и отплытие не сегодня-завтра. Несколько раз капитан и боцман вздрагивали при появлении навстречу патрулей стражи. Но в порт они вернулись благополучно. Короткая стычка не привлекла внимания, так как подобные происшествия были не редки в Лондоне.
* * *…Под утро Питер вышел на палубу, и его разгоряченное лицо скользким шелком одела морская сумеречная прохлада. На расстоянии полукабельтова, покачивался на волнах фрегат «Медуза» и отблеск ее фонаря кровавой струей тек под корму. На баке и юте пенителя морей безлюдно и тихо; на шкафуте темнела фигура вахтенного матроса. Он горланил старую шанти:[5]
Просят судьи: «Назови
Тайну нам твоей любви!»
– Судьи, я теперь одна,
Месть моя была страшна…
Он вдруг подумал что если сейчас броситься в воду с борта и проплыть до берега, то можно еще что-то изменить, переиграть в судьбе, неизбежно подступающей к нему.
Но он тут же отбросил эту мысль как нелепую и дикую! Тысяча чертей – он же капитан, и это его первый корабль! Но почему он не радуется, что тревожит его?
Или это из-за той идиотской дуэли с французом?
Он огляделся. Паруса были спущены – они стояли меж двух противолежащих якорей, или, как говорят моряки, на фертоинге. Корпус шлюпа тихо поворачивался до натяжения одной из якорных цепей, потом вздрагивал и начинал движение в обратную сторону. Питер подозвал вахтенного и велел ему завтра с рассветом собрать всех на палубе.
Завтра как можно раньше он отплывет. Уж спустившись в каюту он нашарил в кармане брошь, сорванную с д’Аяллы.
В сущности, вдруг подумал Питер, если представится случай он вернет украшение и попробует помириться с заносчивым бретером.
С этой мыслью он и лег спать на узкой койке, даже не раздеваясь – лишь стащив камзол и сапоги…
* * *С мостика капитану Блейку был хорошо виден Порт-Ройял, в гавань которого они медленно входили. Город – столица владений английской короны в Карибском море стоял на оконечности узкой косы, вдающейся далеко в море, подобно вытянутой руке. Рейд представлял собой довольно глубокую бухту с прозрачной, как горный хрусталь, водой. Якорь устремился ко дну, распугивая многочисленные стайки рыб самой пестрой окраски. Они так и прыскали от него в разные стороны, будто осколки разлетевшегося вдребезги зеркала. Но вот, наконец, проскрежетало в клюзах последнее звено якорной цепи, и зазубренные черные лапы прочно впились в песчаное дно лагуны.
C некоторым разочарованием взирал Питер на открывавшийся вид, вспоминая восторги Тернера и рассказы других бывалых людей… Обычный портовый город каких он повидал немало – щетина мачт, которыми окаймлен причал, гул прибоя, который скоро перестаешь слышать, как тиканье стенных часов.
По большому счету мало чем не отличается от Гамбурга или Бильбао.
Доки и причалы выглядели со стороны ничуть не менее внушительными, чем портовые сооружения в Лондоне. На сотни футов вдоль берега тянулись пакгаузы и штабеля разнообразных товаров. Знакомая ему с раннего детства картина с той лишь разницей, что здесь погрузкой и разгрузкой пришвартованных у пирса судов занимались по большей части рабы. Женщины трудились наравне с мужчинами. Они точно так же таскали на плечах тяжелые мешки и ящики, перекатывали бочки или несли на головах огромные корзины.
Сразу за портом раскинулся большой город, поднимавшийся уступами по склонам пологого холма вплоть до самой вершины. Убогие деревянные хижины сплошь и рядом соседствовали с добротными белокаменными зданиями с черепичными крышами. При этом все они лепились друг к другу почти так же тесно, как пчелиные соты.
Лучшего места для стоянки кораблей не вообразить. «Дублон» бросил якорь чуть дальше, чем обычно, сразу за двумя фрегатами и бригом.
C кормы брига донеслась знакомая песня.
С квартердека раздается:
«Все на брасы! В дрейф ложись!»
Флаг приспущенный не вьется,
Оборвалась чья-то жизнь.
Как ведется меж матросов,
Тело в парус завернут,
Оплетут покрепче тросом
И за борт его столкнут.
Ни креста, ни глади моря,
Ни единого цветка.
Только волны, только зори
Над могилой моряка…
У Питера, всегда перехватывало горло, когда песня доходила до этого места.
