Алистер Маклин - Сан-Андреас
— Даже не знаю, нравится она мне или нет, сэр, — с сомнением в голосе произнёс Маккиннон. — Как будто бы, это хорошая идея. Но Маккриммон — не просто негодяй, а умный негодяй. Не забывайте, что, если бы не простая случайность, он долго бы занимался своими черными делами. И никому бы даже в голову не взбрело его подозревать. То, что он груб, склонен к насилию, готов человека балкой убить, ещё не означает, что он не способен чувствовать атмосферу вокруг себя, в особенности когда люди становятся, с одной стороны, чересчур осторожными, а с другой — чрезмерно любопытными. И потом, если Рейли находится в приятельских с ним отношениях, почему его также не взяли под наблюдение?
— Ну, не всё так плохо, боцман. Если он даже догадается, что за ним следят, разве это не явится гарантией его хорошего поведения?
— Или явится или же станет гарантией того, что, когда ему будет необходимо что-то провернуть, он сделает так, что рядом не будет ни души, а нам как раз этого и не нужно. Если бы он считал, что его по-прежнему никто не подозревает, он мог бы выдать себя. Теперь он этого не сделает. — Маккиннон посмотрел на стол. — Где мистер Паттерсон?
Джемисон почувствовал себя не в своей тарелке.
— Следят за происходящим.
— Следит за происходящим? То есть не спускает глаз с Маккриммона. Это вы хотите сказать? Мистер Паттерсон, появившись на этом корабле, ещё ни разу не пропустил обеда. Я это знаю, вы знаете, и будьте уверены, что Маккриммон это тоже знает. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что мы подозреваем его, то можно даже себе представить, какова будет его реакция.
— Похоже, — медленно произнёс Джемисон, — Эта идея, в конце концов, была не такой уж хорошей.
Не только Паттерсон в тот вечер отсутствовал за обедом. Джанет Магнуссон была на дежурстве, а сестра Мария и доктор Синклер занимались весьма серьёзным делом: они перевязывали заново голову капитану Боуэну.
Капитан Боуэн, как передавали, производил много шума.
— Интересно, что думает доктор Синклер по поводу зрения капитана, восстановится оно или нет? — сказал Джемисон, сидя в ожиданий первого блюда за обеденным столом с бокалом вина в руке.
— Он почти уверен, что восстановится, — ответила Маргарет Моррисон.
— Я тоже так думаю. Хотя на это уйдет несколько дней. Ресницы слишком сильно обгорели.
— А остальные в палате всё время так и спят? — Она заморгала и покачала головой. Джемисон поспешил добавить:
— Простите за бестактный вопрос.
— Нет, нет, всё нормально. Она улыбнулась. — Просто я никак не могу выкинуть из головы Симмонса и Маккриммона. Как обычно, только мистер Кеннет не спит, возможно, обер-лейтенант Клаусен тоже, трудно сказать. Он всё, мечется по постели и бормочет.
— И все время произносит бессмысленные слова? — спросил Маккиннон.
— В общем, да. Все слова, конечно, немецкие, за исключением, пожалуй, одного английского. Он его повторяет снова и снова, как будто это слово преследует его. Довольно странно. Это термин, который у шотландцев означает «собирать урожай круглый год». — Она посмотрела на Ульбрихта. — Вы Шотландию хорошо знаете. Мы направляемся в Шотландию. Я — наполовину шотландка. Арчи в Джанет, хотя они уверяют, что с Шетлендских островов, тоже шотландцы.
— И не забудьте того типа с хлороформом, — съязвил Маккиннон. Она скривила лицо.
— Лучше бы не напоминали.
— Извините. Свалял дурака. Так какое отношение шотландцы имеют к Клаусену?
— Слово, которое он постоянно повторяет, — Эдинбург.
— Так. Эдинбург. Афины Севера! — с энтузиазмом произнёс Ульбрихт. — Знаем, знаем. Очень даже хорошо. Лучше, чем многие шотландцы, уверяю вас. Эдинбургский замок. Холирудский дворец. Усыпальница. Сады. Принсес-стрит — самая красивая из всех... — Тут он оборвал свои воспоминания и резко спросил:
— Мистер Маккиннон! В чем дело?
Маргарет Моррисон и мистер Джемисон тоже обратили внимание на боцмана. Казалось, он находится где-то далеко, а костяшки его огромной руки, державшей стакан, побелели. Неожиданно стакан треснул, и вино разлилось по столу.
— Арчи! — Маргарет Моррисон перегнулась через стол и схватила его за руку. — Арчи! Что такое?
— Простите, как глупо с моей стороны, — спокойным, ровным голосом произнёс боцман. Он вновь был самим собой, взял бумажную салфетку и вытер ею стол. — Прошу прощения.
Она повернула его за кисть руки и разогнула ладонь.
— Вы же порезались. И довольно сильно.
— Это ерунда. Говорите, Эдинбург? Преследует его. Вы же так выразились, Маргарет. Преследует. Так, чёрт побери, и должно быть. Господи, каким же идиотом я оказался! Каким слепцом. Тупицей.
— Зачем вы говорите это? Если вы себя считаете тупицей, то что тогда говорить о нас? Выходит, мы ещё...
— Нет, нет. Просто я знаю то, что вам неизвестно.
— Что же это тогда? Что? Маккиннон улыбнулся.
— Маргарет, мне казалось, что вы лучше всех поняли, насколько опасно говорить при людях. Вы можете привести в комнату отдыха капитана Боуэна?
— Нет, не могу. Ему перевязывают голову.
— Маргарет, я думаю, вам следовало бы сделать то, что предлагает боцман. — Ульбрихт впервые в присутствии других назвал её по имени.
— И приведите вашу подругу, — сказал Маккиннон. — То, что я хочу сказать, может заинтересовать её.
Она бросила на него долгий, задумчивый взгляд, а затем, не промолвив ни слова, вышла из комнаты. Маккиннон также задумчиво посмотрел ей вслед, а затем обратился к Джемисону.
— Думаю, вам следует послать кого-нибудь из ваших людей за мистером Паттерсоном. Пусть он тоже придет сюда.
Капитан Боуэн вошёл в комнату отдыха в сопровождении доктора Синклера, которому ничего не оставалось, как прийти вместе со своим пациентом, так как он не успел ещё забинтовать ему голову.
— Похоже, нам придется опять менять наши планы, — произнёс Маккиннон с выражением боли на лице, причиной которой, однако, была не перемена планов, а то, что Джанет чересчур сильно перевязывала его порезанную руку. — Теперь уже точно можно утверждать, что немцы, если им не удастся захватить нас, пошлют нас на дно. «Сан-Андреас» — больше не госпитальное судно, а корабль, полный сокровищ. Сколько их у нас на борту, я не знаю, но, думаю, примерно на сумму в двадцать-тридцать миллионов фунтов стерлингов.
Все молчали. Что можно было сказать на такое заявление? Уверенность боцмана отнюдь не вызвала моря голосов, восклицаний удивления, сомнения или недоверия.
— Это, конечно, русское золото, плата за ленд-лиз. Немцы хотели бы наложить на него свою лапу, поскольку золото есть золото, и не имеет значения, в какой стране оно произведено, но, если им не удастся этого сделать, будьте уверены, что и Британия его не получит. Дело вот в чем.
