Леонид Платов - Секретный фарватер
— В этом-то и был расчет.
Да! Никаких особых сооружений! Ничего, что могло бы привлечь внимание сверху или с берега!
Корабли стояли в ковше впритык. Но посредине, между речным пароходом и одной из барж, был оставлен неширокий проход.
— Вот тут он и стоял, этот «Голландец»! — вскричала Виктория.
— Где же он?
— Быть может, на дне ковша?
— Ну, что вы! Ковш слишком мелок.
По трапу адмирал и офицеры гуськом перешли на палубу парохода.
Отсюда хорошо были видны топливный и водяной трубопроводы, проложенные между плитами стенки. Оказалось, что соединительные рожки подведены низко к воде. Это указывало на то, что в ковше происходила зарядка не надводных кораблей, а именно подлодок.
Внутри парохода всё говорило о пребывании здесь людей и об очень поспешном их уходе. Краны в душевой и прачечной были открыты. Повсюду валялись консервные банки, осколки посуды, пустые бутылки из-под вина. Крышка рояля была откинута.
Селиванов обратил внимание на то, что на ломберном столике разбросаны игральные карты. Он поднял одну из них и недоверчиво провел кончиками пальцев по ее рубашке.
— Считаете, что крапленые? — усмехнулся Рышков.
Селиванов смущенно закашлялся:
— Да, глупо, конечно, товарищ адмирал. Но вроде бы не верится, что даже между собой такие прохвосты честно играли в карты.
Но каким образом удавалось «Голландцу» незамеченным проникать в ковш и покидать его?
Это происходило, понятно, ночью. Надо думать, что по сигналу с моря немецкое командование мгновенно затемняло гавань, объявляя воздушную тревогу. Приближаются бомбардировщики противника!
На самом деле у бонов — «Летучий Голландец».
Конечно, Цвишен, входя в гавань, дает позывные. Иначе его могли бы принять за вражескую подлодку и запросто расстрелять. Но это чужие, условные позывные. Он, так сказать, представляется под одним из своих псевдонимов. Вдобавок и псевдоним этот известен всего двум-трем лицам в Пиллау.
Впрочем, внимание всех в гавани отвлечено. Где же бомбардировщики противника? Огни выключены, бинокли на кораблях и на берегу подняты к небу. Тем временем длинная тень проскальзывает мимо бонов, мимо стоящих на рейде и у пирсов кораблей, поворачивает в глубь гавани, к ковшу № 7. Потом с осторожностью втягивается в узкий проход между полузатопленной баржей и речным пароходом. Всё! Дошла! Притаилась!
Отбой воздушной тревоги!
Утром заброшенный ковш, свалка кораблей, выглядит как обычно. Ветер слегка раскачивает разорванную сеть. И даже чайки по-прежнему неутомимо снуют под нею.
— Однако этому Цвишену не мешало бы прибрать после себя, подмести по углам веничком.
— Некогда ему было.
— Не только некогда, — заметил Рышков. — Он был совершенно уверен в том, что Винету подорвут после его ухода. Не так ли, Николай Дмитриевич?
Все оглянулись на Грибова, который стоял у иллюминатора и задумчиво смотрел на воду.
— Возможно, — сказал он без особого энтузиазма.
— Ах, только возможно?
— Смущает все-таки, что стоянка неудобна для подводных лодок, — поддержал Грибова командир порта.
— Наоборот. Это как раз главная улика, — возразил тот. — В Пиллау, как вы знаете, при немцах размещался учебный отряд подплава. Соответственно была здесь и превосходно оборудованная стоянка для подлодок. Но ведь «Летучий Голландец» стремился уединиться. Так что ковш номер семь подходит… И всё же, товарищ адмирал, еще не доказано, что подлодка, находившаяся в ковше, была именно «Летучим Голландцем».
— Вам хочется, Николай Дмитриевич, — сказал сердито Рышков, — чтобы Цвишен оставил свою визитную карточку на столе.
— Пожалуй. Но не на столе, а в воде.
Грибов присел на перевернутую табуретку.
— Давайте рассуждать хладнокровно, — сказал он. — Нельзя же искать как попало в этой куче хлама. Надо знать что искать. Вспомните, как Цвишен уходил отсюда, если это был Цвишен.
— Второпях.
— Да, накануне падения Пиллау. Но до этого готовился к какому-то походу — с «последним пассажиром» на борту! Я лично считаю, что «Летучему Голландцу» предстояло пересечь Атлантический океан. Значит, он должен был взять с собой побольше горючего, продовольствия и пресной воды. Каждый грамм груза был на учете.
— Ну и что?
— А то, что Цвишен, по-моему, постарался освободиться от всего лишнего. Ищите на дне ковша это лишнее. Найдете, и я соглашусь с вами, что ковш номер семь и есть Винета.
— Понял вас. Водолазы?
— Да. Прошу вызвать водолазов.
Это оказались вчерашние знакомые Виктории. Но при адмирале они держались по-другому. Только краснолицый балагур все же не удержался, сказал:
— Для вас, товарищ майор, со дна морского что угодно достанем. Самого Нептуна притащим за бороду.
— Как раз Нептун не требуется, — сухо заметил Селиванов.
Почти сразу водолазы обнаружили на дне ковша шесть торпед, уложенных в ряд.
Они были подняты и осмотрены.
— Вот это и можно назвать визиитной карточкой Цвишена, — удовлетворенно сказал Грибов. — Вспомните, что он обычно избегал ввязываться в бой. Еще более осторожным полагалось ему быть, имея на борту этого таинственного «последнего пассажира», лицо, по-видимому, высокопоставленное. Вот почему Цвишен взял с собой только две торпеды — для защиты, а не для нападения, а остальные шесть оставил в ковше.
— Взрыватели у торпед вывернуты, — доложил командир порта.
— Само собой. Во избежание несчастных случаев при выгрузке и сбрасывании в воду. Если бы это была обычная подлодка, она выгрузила бы свои торпеды у хорошо оборудованного причала, а потом их отвезли бы на склад. Но здесь работа производилась личным составом подлодки и, несомненно, ночью… Да, товарищ адмирал, я убедился!
Глава 4. Сигнал предельно напряженных нервов
Итак, бывший Пиллау «просеян через сито».
Правда, «Летучий Голландец» в нем не обнаружен, на дне ковша лежат только торпеды. Подводной лодке удалось уйти — по-видимому, перед самым штурмом Пиллау. Приняв на борт загадочного «последнего пассажира» или без него, это осталось, к сожалению, неизвестным.
Зато Винета найдена, Рышков и Грибов могут быть довольны.
Но Виктория не была недовольна.
Объяснить ощущения ее не так-то просто. Но вот пример, который, быть может, подойдет. Вообразите, что вы вошли в темную комнату и остановились на пороге или даже прошли до середины. Не слышно ничего, вокруг мрак. И все же вы уверены, что здесь находится еще кто-то. Быстро щелкаете выключателем. Так и есть! По углам сидят люди и смотрят на вас.
Виктория испытывала подобное нетерпеливое и в тоже время боязливое ожидание. Она перешагнула порог темной комнаты, прошла до ее середины, но внутри тихо по-прежнему. А выключатель на стене никак не удается найти.
Мистика? Ничуть. Просто сигнал обостренно чутких, предельно напряженных нервов…
Прохаживаясь взад и вперед по салону офицерской столовой в ожидании торжественного обеда (затея Рышкова), Виктория попыталась рассказать о своих сомнениях Селиванову. Тот удивился:
— Считаете, что Цвишен обронил или забыл что-нибудь в ковше? Исключено! Как я понимаю Цвишена, он не из тех людей, которым приходится обращаться в бюро утерянных вещей. Что вы! Такой пройдоха, опытнейший диверсант!
— Лоуренс тоже был опытнейший! — сердито ответила Виктория. — И, между прочим, забыл в поезде чемодан со рукописью своих мемуаров. Потом ее пришлось восстанавливать по памяти.
— К столу, у столу, товарищи! — позвал Рышков.
Начался обед, за которым шумно чествовали Селиванова и Викторию.
После обеда к ней подошел Грибов.
— Что это вы такая невеселая? — сказал он, испытующе глядя на нее. — Переутомились? По собственному опыту знаю: иная большая победа ощущается не сразу… А мы с Ефимом Петровичем завтра обратно в Ленинград. Полетите с нами?
Вместо ответа Виктория протянула ему заявление на имя адмирала Рышкова с просьбой продлить командировку.
— Продлить?.. Зачем?
— Даже не знаю, ей-богу, как сформулировать… Это не соображения… Догадки, скорее, но… Мне, в общем, кажется, Николай Дмитриевич, что в Балтийске, помимо игральных карт и торпед на дне, осталось что-то еще от «Летучего Голландца»…
Она запнулась.
— Продолжайте! — Грибов с интересом смотрел на Викторию.
— По-моему, есть какие-то факты, неопределенные, расплывчатые, не понятные до конца. И тем не менее они давят, не дают покоя.
— Что же это за факты?
— Первый: Балтийск, бывший Пиллау, отстоит от Калининграда, бывшего Кенигсберга, на расстоянии всего пятидесяти километров.
— Ну и что из того?
— Но ведь штурман Летучего Голландца был родом из Кенигсберга! И семья его продолжала жить там. Вот вам второй факт.
