Сергей Жемайтис - Клипер «Орион»
Командир определил «глаз бури» — центр тайфуна находился к западу от клипера и сейчас двигался к Суматре. Надо было, используя по возможности силу ветра, выйти за его пределы или удержаться на месте, пока не промчится тайфун. Сколько у него уйдет на это время? Сутки или неделя? Каков диаметр вихревого потока? Никто не знал.
Как в штормовые дни при прохождении «ревущих сороковых», командир не покидал мостика, но на этот раз у него прибавилось забот. Там были только ветер и волны на безграничном просторе, а под килем — бездна, здесь же в мелком море на поверхность поднимаются сотни коралловых рифов, и не все они еще нанесены на карты. И хотя бы этот пробел был заполнен картографами, все равно в такую бурю невозможно точно определить место корабля, к тому же «Орион» вошел в район, для которого в его штурманской рубке вообще не было карт.
Ветер стал менять направление. Вначале он был попутным, затем стал заходить слева и наконец подул навстречу, перехватывая дыхание и до боли давя на глазные яблоки. Со всех шлюпок ветер сорвал чехлы, а одну шлюпку, с левого борта, унес совсем. Непостижимым образом ветер развязал узлы у канатов, которыми держались бочки с водой, взятые с «Синей птицы», и помог волнам сбросить их все до единой в море.
Настала страшная ночь. Не было человека на клипере, который не подумал бы о смерти. Старые матросы надели чистое белье, готовясь предстать на том свете как и положено настоящему моряку — по всей форме.
На рассвете показался остров. Волны перекатывались через барьерный риф и атаковывали опушку манговых зарослей. На мысе, залитом водой, торчали пеньки кокосовых пальм. Одна, самая упрямая пальма еще держалась, низко пригнув к воде трепещущую крону.
Командир и старший офицер стояли у края мостика и смотрели на остров, казалось, он пляшет между веян, проваливаясь и взлетая к сизо-черному небу. Остров наполнил их тревогой. Они перешли экватор, и здесь преграждало путь множество островов, окруженных коралловыми рифами, банками, мелями. По расчетам старшего офицера, это мог быть остров Педжантан или один из островов Бадас. Старший офицер поделился своими соображениями с командиром.
— Да, да… возможно. Если мы чудом пройдем эти острова, то за ними нас ждет архипелаг Тамбелан. Не будем искушать судьбу… отклонимся к весту.
— Ветер спадает.
— И значительно. — Командиру еще хотелось добавить, что они ловко ушли от тайфуна, да он, как все моряки-парусники, верил в приметы, а не к месту сказанное слово могло обернуться неприятностями, и он промолчал.
«Орион» изменил курс, обходя вытянутую гряду островов, лежащих где-то недалеко впереди. Тайфун умчался к югу, оставив за собой расходившееся море и семибалльный ветер.
На закате еще показался остров и скоро утонул в ночном мраке. Настала ночь, «черная как сажа», говорили матросы. Клипер лежал в дрейфе, терпя сильную бортовую качку. Ночь проходила спокойно, хотя с палубы и доносился отдаленный рокот прибоя. Ветер спал совсем, и в тишине шум прибоя мог быть слышен за пять — шесть миль. Когда уже казалось, что и на этот раз «Орион» вышел из беды, всех поднял на ноги сильный удар в корму. Раздались голоса: «Тонем, братцы!» Но паника быстро улеглась, как только рында забила «Водяную тревогу».
Через час старший офицер доложил командиру о потере винта, пробоине в корме и о том, что заведен пластырь.
— Незначительная пробоина. Помпы справляются, — заключил он доклад и замолчал, ожидая приказаний.
— Будем ждать рассвета. Прибой как будто тише? — Я бы не сказал.
— Ну и темень…
— И духота…
— Парилка, мамочка моя, только веника не хватает. — Бодрый, совсем всегдашний голос Мамочки разнесся с мостика по всему клиперу и лучше всяких увещеваний подействовал на матросов. Скоро и с бака послышался тихий говор и смех. На мостик принесло облачко махорочного дыма. Клипер развернулся носом к волне, качка стала тише и приятней. Мерно стучали помпы, откачивая воду.
Пышная тропическая заря осветила присмиревшее море и недалекий зеленый остров. Остров оказался довольно большой, с удобной бухтой. В ней стояла шхуна, на сахарно-белом коралловом песке виднелись катамараны и катер, вытащенные на сушу перед тайфуном. Сейчас катер сталкивали на воду человек сорок островитян и с десяток европейцев. Над вершинами пальм отвесно поднимались синие струйки дыма.
Воин Андреевич решил зайти в бухту, заделать пробоину, поставить запасной винт, запастись свежими продуктами, а также дать возможность отдохнуть команде на берегу.
От клипера отвалил вельбот под командой Бобрина и с неизменным его спутником лейтенантом Фелимором. Им командир приказал промерить глубины при подходе к острову и в самой бухте. Навстречу вельботу вышел катер. Поравнявшись с вельботом, катер остановился, судя по жестам его команды, островитяне предлагали вернуться на клипер, один из них даже бросил конец, но вельбот пошел к острову.
— Что бы ото значило? — спросил командир, продолжая смотреть в бинокль.
— По всей видимости, они предлагают провести нас в бухту, — ответил старший офицер.
— Возможно. Молодец Стива. Свой глаз лучше… Все же — любезные люди. Прикажите опустить парадный трап…
На катере прибыли командир «Хервега» и Голубой Ли.
— Шмидт. Франц Шмидт, — назвал себя Рюккерт. — Местный колонист. У меня плантации на Борнео, Шторм загнал мою шхуну на этот чудесный остров. Прекрасная бухта… Вы, капитан, говорите — тайфун? Да, пожалуй, его можно назвать тайфуном, только значительно уставшим, сюда довольно редко прорываются тайфуны, это не Южно-Китайское море и не Тихий океан в районе Филиппин и Японии. О, вы хорошо отделались. И вам повезло.
Он хорошо говорил по-английски и даже не перешел на немецкий с бароном, он говорил с ним подчеркнуто холодно, давая понять, что ему, немцу, не понятна роль соотечественника на русском военном судне. Когда командир объяснил, каким способом барон попал на клипер, Рюккерт снисходительно закивал головой и сказал что-то о неисчислимых бедах, причиненных войной. Но незаметно для других они с бароном обменялись взглядами, и в заключение Рюккерт пригласил барона к себе на шхуну.
Голубой Ли всем улыбался, церемонно пожимал руки и с искренним восхищением осматривал корабль. Ничего подобного он еще не видел. Он бывал на голландских и английских парусниках, которые занимались перевозками грузов на местных и дальних линиях, но то были работяги, вроде потных мулов, единственным назначением которых являлась перевозка грузов. Морские мулы! А он стоял на палубе, чище песка, перемытого прибоем, где все служило не только пользе, а также радовало глаз и сердце. И если он сравнивал все виденные им суда с мулами (включая и свой «Розовый лотос»), то это был боевой слон в дни великих праздников… Две пушки — одна на носу, вторая на корме — мечта Голубого Ли, заставили еще сильней застучать его сердце. В довершение всего он поднялся на мостик, остановился там, полузакрыв глаза и представив себе, что не старший офицер ведет сейчас корабль, а он, Ли Счастливый. Так бы он приказал называть себя, в пятый раз изменив имя. И все это может сбыться, только надо будет хорошенько попросить Магомета и деву Марию и богов — покровителей моряков, зажечь на их алтарях жертвенные свечи и пообещать им более существенные дары, если сбудутся его желания.
