Всеволод Воеводин - Буря
— Слушай, — сказал я очень небрежным тоном, — по-моему, нас шевелит немного, а?
Он посмотрел на меня очень внимательно.
— Шевелит? — переспросил он. — Волной? — и, будто только сейчас сообразив, о чём идет речь, протянул: — Ах, шевелит? Ну, конечно, это всегда бывает.
Я далеко не был уверен, что он действительно так спокоен, как старается показать. Однако, поскольку изменить я всё равно ничего не мог, я сказал успокоенно:
— Ах, всегда так бывает.
На этом разговор кончился, и я опять стал смотреть на шлюпку. Она здорово продвинулась за это время. Она была совсем уже возле острова, и, судя по тому, что и капитан, и Овчаренко, и Аптекман, и третий помощник взялись за бинокли, сейчас предстояло самое трудное — высадка.
Вода пенилась у подножия Старовера. Голый камень выходил прямо из воды. Только в том месте, куда направлялась шлюпка, я видел нечто вроде маленькой бухточки, и там берег был более полог. Бухточка эта была ограждена от открытого моря коргой — каменистой грядой, и потому в ней было сравнительно тихо. Был ли достаточно широкий для шлюпки проход между камнями, я издали судить не мог, но, наверное, был, потому что Бабин правил прямо на них.
Шлюпка задержалась, видимо ожидая волны. Волна поднялась, весла опустились в воду, и сильным рывком шлюпка проскочила между двумя камнями. Белая пена скрыла её от нас, волна схлынула, и стало видно: люди прыгали прямо в воду и по пояс в воде выгружали из шлюпки бочонки и ящики. Мы следили очень внимательно. Они стали цепью и передавали груз из рук в руки, так что он как будто сам катился по невидимому мосту. Три человека вылезли уже на берег, принимали груз и складывали его в кучу.
— Готовить запас для второй шлюпки! — крикнул капитан.
Мы бросились в кладовую. Свистунов отбирал ящики, а мы их тащили на палубу и складывали у фокмачты. Когда всё было сложено, я посмотрел в море и увидел, что шлюпка уже совсем близко. Бабин попрежнему сидел на корме. Четыре матроса гребли. Они то показывались, то скрывались за волной, и мне даже с палубы было видно, что у них усталые, красные от напряжения лица.
— Следующим рейсом, — скомандовал Студенцов, — идут оставшиеся матросы первой и третьей вахты, юнга, тралмейстер, машинист, старший механик и третий штурман. Всем названным приготовиться к посадке. Матросам второй вахты принимать шлюпку.
Шлюпка направлялась к борту. Мы, остающиеся, стояли, держа наготове ящики, чтобы сразу начать грузить. Отъезжающие выстроились вдоль борта.
— Все ли здесь? — спросил Студенцов и взглядом окинул стоявших.
— Старшего механика нет! — крикнул Донейко.
— Аптекман! — заорал капитан. — Аптекман! Слю-сарев, сбегайте за Аптекманом!
Я собирался бежать, но Аптекман в это время сам появился. Он нес на плече большой фанерный чемодан и шел с таким видом, будто это так и следует, спасаясь с тонущего судна, увозить с собой чемодан.
— Где? Где? — суетился он, как пассажир, становящийся в очередь на посадку. — Сюда?
— Наум Исаакович! — сухо сказал Студенцов. — Наум Исаакович!
— А? Что? — спросил Аптекман, делая вид, что не понимает, о чем сейчас пойдет речь. Он даже перестал объясняться жестами и говорил нормальными человеческими фразами, только немного более короткими.
— Наум Исаакович! — в третий раз повторил Студенцов, упрямо глядя на чемодан. Лицо старшего механика приняло умоляющее выражение.
— Кое-что из моей коллекции, — жалобно проговорил он, — только самое основное. Пустяковый вес.
— Нельзя, — мотнул головой капитан.
— Николай Николаевич! — у Аптекмана стал рыдающий, патетический голос. — Здесь экземпляры, ценные для науки.
Капитан снова мотнул головой. По лицу его Аптекман понял, что просить бесполезно. Он вздохнул, отошел в сторону, поставил чемодан, покрутился, очень растерянный, открыл чемодан, вынул высушенного пинагора, спрятал его на груди, снова закрыл чемодан и снова открыл его. Он стал набивать карманы морскими ежами и звездами, крабами и пластинками акульих зубов. Этими морскими чудесами был доверху набит чемодан.
— На место, Наум Исаакович! — крикнул Студенцов.
Аптекман кинул отчаянный взгляд на свои сокровища, но стал на свое место. Шлюпка была в нескольких метрах от борта. Она то поднималась, то опускалась. Бабин, красный от напряжения, кричал нам что-то, но мы не могли разобрать ни слова. Бросили конец. Шлюпка подошла к самому борту. Мы передавали Свистунову ящики, и Свистунов ловко и точно перебрасывал их матросам на шлюпку. Я наклонился, чтобы взять ящик с палубы, и вздрогнул. Там, где двадцать минут назад были доски настила, теперь была вода. Не волна, нахлынувшая и готовая схлынуть, а просто поверхность моря, которая была уже выше этой части палубы. Раздумывать об этом мне было некогда.
— Давай! — орали на меня, и я, подняв ящик из воды, передал его Свистунову.
Пока мы грузили на лодку аварийный запас, Студенцов и Бабин перекликались.
— На берегу смените гребцов! — орал капитан в мегафон. — В случае чего, высылайте сигнальщика! Как приставать?
— Трудно, — надсаживался Бабин, — камни частые, надо проскакивать! Начинайте посадку!
Один за другим матросы прыгали в шлюпку. Каждый, став на борт, ждал, пока шлюпку поднимет до уровня борта. Пропустившие момент оступались и падали, и Бабин орал на них, изливаясь кровью от натуги. Прыгнули юнга и салогрей, матросы, тралмейстер и машинист. Должен был прыгать третий штурман.
— Аптекман! — вдруг заорал он. — Чорт его задери, опять он пропал!
Мы оглянулись. Аптекман копался в своем чемодане.
— Наум Исаакович! — рявкнул капитан. — Сию же секунду прыгать!
— Ну, ну, ну, — успокаивающе сказал старший механик, явно стараясь протянуть время. — Я же вас слышу. Чего вы кричите?
На него орали со всех сторон, орали свирепо, страшно, надсаживаясь от крика. Но так как орали все сразу, слов разобрать было невозможно, и, пользуясь этим, Аптекман нашел то, что искал. Он вытащил из чемодана краба чудовищной величины и, оглянувшись, сказал кричавшим:
— Вот и всё. Я готов. Так надо было кричать, да?
Держа краба в высоко поднятой руке, он прыгнул в полную шлюпку, споткнулся, сломал краба о чью-то голову, бросил обломки в море, махнул рукой и отвернулся, слишком огорченный, чтобы смотреть на людей.
Последним прыгнул третий штурман, и шлюпку оттолкнули баграми. Снова заработали, напрягаясь, гребцы, шлюпка скрылась от нас за волной. Теперь нас осталось на тральщике десять человек. Все мы собрались на палубе и смотрели вслед отходящей шлюпке. Вот снова она показалась, тяжело взобравшись на гребень волны, и снова исчезла. Почувствовав, что ноги мои стынут в холодной воде, я отошел и стал на сухое место шагах в двух или трех от воды. Шлюпка двигалась совсем медленно, но все-таки каждый раз, появляясь из-за волны, она была всё дальше и дальше от нас. Здорово на этот раз её нагрузили. Нам было видно, что борта едва возвышались над водой, шлюпку всё время заливало, и воду вычерпывало несколько человек. Всё-таки теперь нам стало гораздо спокойнее. Если удались два рейса, нет оснований думать, что не удастся третий, а твердая земля под ногами, как я сейчас понял, это очень существенно для хорошего настроения. Мы уже радовались ей, — пусть голой и холодной, но твердой земле.
