Cecil Forester - Лейтенант Хорнблауэр
– Ничуть, милорд.
Хорнблауэр был абсолютно невозмутим: если он и заметил что-то необычное в предыдущем разговоре, он этого не показывал. Хотя, возможно, он устал – Буш заподозрил это по той самой его невозмутимости. Буш теперь знал, что Хорнблауэр старательно скрывает человеческие слабости, как другие скрывают недостойное происхождение.
Хорнблауэру снова достался в партнеры полковник, и все в комнате почувствовали, что последний роббер играется еще более напряженно, чем предыдущие. Ни слова не произносилось между раздачами: подсчитывали, собирали взятки и снова сдавали в гробовом молчании. Счет был почти равный. Каждая взятка могла оказаться решающей, так что роббер тянулся медленно и мучительно. Флат-адъютант и маркиз считали про себя, и, когда Ламберт взял последнюю взятку, шумно выдохнули. Полковник так разволновался, что нарушил молчание.
– Голова к голове, разрази меня гром, – сказал он. – Сейчас все решится.
Укором ему было каменное молчание, которым остальные встретили его слова. Парри просто взял карты, лежавшие справа от полковника, и дал Хорнблауэру подснять. Потом раздал, перевернул карту, показывая козыри – это был бубновый король. Полковник зашел. Некоторое время, упустив лишь одну взятку, Ламберт и Парри шли напролом. Шесть взяток лежало перед Парри и только одна перед Хорнблауэром. Еще одна взятка из оставшихся шести – и два адмирала выиграют роббер. Шансы пять к одному. Буш смирился с тем, что его друг проиграет последний роббер. Но следующую взятку взял полковник. Хорнблауэр пошел с бубнового туза, и тут же, не дожидаясь, пока остальные снесут, выложил последние три карты – бубновые дама и валет лежали у всех на виду.
– Роббер! – воскликнул полковник. – Мы выиграли, партнер! Я думал, мы проиграем.
Парри горестно оплакивал своего павшего короля.
– Я согласен, вы должны были пойти с туза, мистер Хорнблауэр, – сказал он, – но я был бы крайне вам обязан, если б вы сказали, откуда знали с такой точностью, что король у меня бланковый? Ведь оставались еще две бубны. Можно попросить вас, чтоб вы открыли секрет?
Хорнблауэр поднял бровь, удивляясь, что у него спрашивают такую очевидную вещь.
– Известно было, что у вас король, – сказал он. – Но ведь известно было, что у вас есть три трефы. Поскольку у вас оставалось всего четыре карты, ясно, что король не мог не быть бланковым.
– Превосходное объяснение, – сказал Парри. – Оно только подтверждает мое убеждение, что вы – великолепный игрок, мистер Хорнблауэр.
– Спасибо, милорд.
Загадочная улыбка Парри выражала дружелюбие. Если бы предыдущее поведение Хорнблауэра не завоевало еще симпатии Парри, это сделало бы последнее объяснение.
– Я запомню ваше имя, мистер Хорнблауэр, – сказал он. – Сэр Ричард уже объяснил, почему оно мне знакомо. Прискорбно, что политика экономии, навязанная Адмиралтейству Кабинетом, привела к тому, что вы не были утверждены в звании капитан-лейтенанта.
– Я думал, я один жалею об этом, милорд.
Буш снова заморгал: сейчас Хорнблауэру время заискивать перед высоким начальством, а не оскорблять его нескрываемой горечью. Такая встреча с Парри – невероятное везение, за которое любой флотский офицер на половинном жаловании не задумываясь отдал бы два пальца. Однако, взглянув на говоривших, Буш успокоился. Хорнблауэр улыбался с заразительным легкомыслием, Парри улыбался в ответ. То ли горечь ответа ускользнула от Парри, то ли она существовала только в воображении Буша.
– Я совершенно забыл, что я должен вам еще тридцать пять шиллингов, – вспомнил вдруг Парри. – Простите великодушно. Так, с денежными долгами я расквитался, за полученный опыт остаюсь у вас в долгу.
Хорнблауэр убрал в карман толстую пачку купюр.
– Надеюсь, вы поостережетесь грабителей по дороге домой, мистер Хорнблауэр, – сказал Парри, провожая пачку взглядом.
– Мистер Буш пойдет домой вместе со мной, милорд. Ни один грабитель не решится на него напасть.
– Этой ночью можно не бояться грабителей, – вмешался полковник.
Он многозначительно ухмыльнулся, двое других на мгновение нахмурились, услышав такое, на их взгляд, неосторожное высказывание, но полковник указал рукой на часы, и лица их тут же прояснились.
– Наши приказы вступают в силу в четыре, милорд, – сказал Ламберт.
– А теперь полпятого. Превосходно. В этот момент вошел флаг-адъютант – он выскользнул на улицу, когда доиграли последний роббер.
– Экипаж у дверей, милорд, – сказал он.
– Спасибо. Спокойной ночи, джентльмены.
Все пошли к дверям, на улице стоял экипаж. Два адмирала, полковник и флаг-адъютант забрались в него. Хорнблауэр и Буш взглядами проводили экипаж.
– Что это за приказы, которые вступают в силу в четыре? – спросил Буш.
Небо над крышами домов начинало светлеть.
– Бог их знает, – ответил Хорнблауэр. Они шли к углу Хайбери-стрит.
– Много вы выиграли?
– Больше сорока фунтов. Что-то около сорока пяти, – ответил Хорнблауэр.
– Неплохо.
– Да. Шансы всегда со временем выравниваются. – Голос его звучал на удивление вяло. Хорнблауэр прошел несколько шагов и вдруг взорвался: – Господи, если бы это случилось на прошлой неделе! Даже вчера!
– Но почему?
– Девушка. Бедная девушка.
– О, Господи! – сказал Буш. Он совершенно забыл и про Марию, и про ее полкроны. Ему было странно, что Хорнблауэр не забыл. – Зачем тревожиться о таких пустяках?
– Не знаю, – сказал Хорнблауэр и прошел еще два шага. – Но тревожусь.
Буш не успел обдумать это странное признание: он услышал звук, заставивший его в волнении ухватить Хорнблауэра за локоть.
– Послушайте!
Впереди, на тихой улочке, слышалась тяжелая, военная поступь. Звуки приближались. Брезжащий предутренний свет отражался от медных пуговиц и белых перевязей. Это военный патруль с ружьями на плечо. Рядом шел сержант с нашивками и короткой пикой.
– Что за черт… – начал Буш.
– Стой! – скомандовал солдатам сержант, потом обратился к Хорнблауэру с Бушем. – Могу я спросить у джентльменов, кто они такие?
– Мы флотские офицеры.
В свете своего фонаря сержант сразу не разглядел. Теперь он вытянулся по стойке «смирно».
– Спасибо, сэр, – сказал он.
– Что делает ваш патруль, сержант? – спросил Буш.
– У меня приказ, сэр, – ответил сержант. – Прошу прощения, сэр. Левой – марш!
Патруль зашагал дальше, и сержант, проходя мимо, отсалютовал пикой.
– Что это значит, во имя всего святого! – дивился Буш. – Не мог же Бони неожиданно высадиться. Тогда бы все колокола звонили. Можно подумать, идет вербовка, настоящая вербовка. Но не может же этого быть!
