Вячеслав Коротин - Триумф броненосцев. «До последнего вымпела»
– Пробейте днище у шлюпки, и все на крейсер, – хмуро проговорил Вирен и уцепился за ближайшую балясину.
– Казенное имущество, Роберт Николаевич, – попытался возразить флагманский штурман.
– Снявши голову, по волосам не плачут. Рубите, как только все поднимутся на борт.
Левицкий немедленно встретил командующего возле фальшборта. И, как только оба ботинка адмирала коснулись палубы, начал рапортовать:
– Ваше превосходительство…
– Оставьте, Пал Палыч, – оборвал ретивого командира корабля адмирал. – Пройдемте на мостик, там и будем разбираться. Ваш крейсер становится кораблем управления эскадрой, что вы, я надеюсь, уже поняли. Какие новости? Пока шли к вам на шлюпке, я информации не имел. Итак?
– Того разворачивается, Роберт Николаевич, – выдохнул Левицкий, – минуты четыре назад заложил поворот на встречный курс с нами…
– Добро. Проводите меня на мостик.
…Свежий ветер обвевал лицо адмирала на мостике… Ну обвевал. Свежего ветра хватало и на палубе, и когда шлюпка подваливала к борту крейсера… Уж чего-чего, а свежего ветра в открытом море всегда достаточно. Если, конечно, не стоит полный штиль.
– Эскадре иметь ход девять узлов, – начал сыпать распоряжениями командующий эскадрой, – «Орлу» приготовиться вступить в кильватер.
Мачты «Жемчуга» немедленно запестрели гирляндами сигнальных флагов, и броненосцы послушно сбавили скорость.
Тихоокеанский флот России готовился в очередной раз встретить врага. Встретить полным составом, полновесными залпами…
Но с «Орлом» было что-то не так – броненосец потерял управление и сообщил об этом флажным сигналом.
Все планы Вирена рушились.
А «Сикисима», уже выйдя на траверз «Победы», начал разворот на шестнадцать румбов. Того явно собирался повторить свой дебютный маневр, который не особенно удался в Цусимском проливе.
«Бородино» и «Победа» оказывались под ударом пяти японских кораблей линии. Если не отвернут. Если не прибавят ход…
Увеличить скорость за столь небольшой промежуток времени было нереально. Отвернуть – отдать «Орел» под расстрел всей японской эскадре. Остаться на курсе – гарантированно погубить оба сколько-нибудь современных броненосца флота…
Все эти мысли за секунду пронеслись в голове Вирена. Необходимо было принимать решение. Мгновенно принимать…
– Отсигнальте на «Бородино»: «Три румба влево. Прочим быть в кильватере».
– Роберт Николаевич! – испуганно повернулся к адмиралу Осипов. – Но ведь тогда «Орел»…
– «Орел» или флот, – отрезал адмирал. – Выбираю «флот». За орловцев отомстим. Позже. Эскадре: «Иметь ход в тринадцать узлов».
«Усадил меня Того, – думал Вирен про себя. – Крепко усадил. Данный ход японец выиграл. И нельзя сказать, чтобы очень красиво – я сглупил. „Орел“ теперь точно „не жилец“. Остается надеяться, что на „Бородино“ сообразят и обрежут хвост японскому кильватеру…»
На «Бородино», как ни странно, поняли суть маневра. Даже «творчески» обработали. Последний и единственный современный броненосец флота пошел практически на точку разворота японцев. Приняв чуть влево.
В результате эта самая «точка» стала центром сосредоточения огня всей русской эскадры. Нет, основное количество кораблей линии адмирала Того успело проскочить «горячий коридор», который поспешили организовать броненосцы противника, но уже «Ивате», идущий предпоследним в колонне, успел схлопотать несколько попаданий. А уж концевой «Токива», и до этого получивший немало от «Наварина» и «Нахимова», был просто засыпан снарядами всевозможного калибра. Причем не менее чем шестидюймового.
Капитану первого ранга Иосимацу до жути не хотелось вводить свою «Токиву» в этот «лес» из поднявшихся от поверхности моря всплесков, он даже отдал приказ склониться чуть правее генерального курса, но русские артиллеристы без особого труда нащупали дистанцию и дружно врезали огнем по созданию английских судостроителей.
Голова японской колонны уже начала терзать «Орел», но зато ее хвостовой крейсер оказался под сосредоточенным огнем «Бородино», «Победы», «Полтавы» и «Сисоя Великого». Шестнадцать стволов крупного калибра, не считая среднекалиберного града, обрушили всю свою мощь на хоть и бронированный, но все-таки крейсер. А еще готовились подключить свою артиллерию «Наварин» и «Адмирал Нахимов». Не потребовалось. То есть тяжелые снаряды хоть и устаревших, но тем не менее грозных пушек русских «старичков» вполне пригодились бы при потоплении подбитой «Токивы», но такой помощи не понадобилось: для четырех броненосцев не составило особой проблемы уничтожить один броненосный крейсер, почти лишившийся хода.
А хода «Токива» действительно лишился: один из двенадцатидюймовых снарядов пробил все, что только можно, и разорвался непосредственно в машинном отделении крейсера. То есть ход не был потерян окончательно, но скорость упала в разы. А потом исколачиваемый снарядами крейсер просто не имел возможности дотянуться до своего основного кильватера. А «кильватер» не ждал – у него имелась своя задача.
Быть концевым в колонне, как оказалось, – самое неблагодарное дело: ради тебя не прекратят сражение. Не повезло – погибай сам.
А русские комендоры, рыча от восторга, засаживали снаряд за снарядом в гибнущий «Токива» с уже совершенно убийственных пятнадцати кабельтовых. Ближе подходить было опасно – появлялся риск получить в ответ минный выстрел. Но речь все равно шла уже о последних минутах пребывания японского крейсера на поверхности воды. Он горел уже весь, ответный огонь практически прекратился, из казематов один за другим вырывались снопы огня… В качестве финального аккорда прозвучал взрыв носовой восьмидюймовой башни, и «Токива» стал стремительно заваливаться на борт. Еще несколько минут, и только днище корабля возвышалось над волнами.
Русские броненосцы прекратили огонь, и «Бородино» по приказу с «Жемчуга» взял курс к «Орлу», которому сейчас тоже приходилось туго. И это еще очень мягко сказано. Положение броненосца было просто критическим. Четыре корабля японской линии уже на протяжении четверти часа рычали на бывшего флагмана своим главным и средним калибром. И небезрезультатно.
Шимоза жгла и рвала корабль. Вернее, его надстройки и небронированный борт – броневой пояс не был пробит ни одного раза, но все, что не являлось броней, пылало и корежилось, разлеталось клочьями и сминалось. Глядя на этот плавучий костер, невозможно было поверить, что в данном аду имеются живые люди…
А люди были. Живые. И продолжающие сражаться.
Еще действовали носовая двенадцатидюймовая башня и носовая же шестидюймовка правого борта. Продолжала огрызаться огнем и средняя батарея семидесятипятимиллиметровых пушек. Броненосец упорно тянулся к своим. Горел, но не тонул. И, как ни странно, продолжал держать восемь узлов.
