Джин Вулф - Пират
Я доходчиво объяснил всем, что на моем корабле честный поединок — одно дело, а убийство — совсем другое. Скажите мне — и я высажу вас на берег с абордажными саблями. Во всех прочих случаях я желаю знать, кто убил и почему. Все со мной согласились, но это ничего мне не дало. Кто-то убил Бена. Явно не Маху и не Новия — и уж точно не я. Все прочие оставались под подозрением.
Допросив почти всех и ровным счетом ничего не выяснив, я удалился в свою каюту, закрыл дверь и стал молиться. Новия рисовала на палубе; полагаю, она поняла, что я хочу остаться один.
Вначале я помолился о душе Бена. Потом помолился о своей душе. Я сказал Богу, что знаю: я пират и ничем не лучше Бена. Любое наказание, которое Он мне определит, будет справедливым. Я знал это, о чем и сказал Ему. Возможно, я буду вопить, рыдать, умолять и стенать, но я никогда не скажу, что Он поступил со мной несправедливо. Я пообещал никогда не творить зла без необходимости и умолял Бога простить мне все прегрешения, которые я совершил и совершу впредь.
Тогда единственный раз в жизни я услышал глас Господень. Бог ответил мне — не в уме моем, не в сердце моем и не в душе моей. Он заговорил вслух, и голос Его был невыразимо прекрасен. Он сказал: «Люби Меня, Крис, а все остальное приложится».
Когда я снова вышел на палубу, все разговаривали о шуме, раздавшемся минуту назад. Хотя на небе не виднелось ни облачка, Новия утверждала, что прогремел гром. Нет, возражал Бутон, это выстрелили пушки. «Магдалена» тогда стояла к северо-северо-востоку от нас, на расстоянии двух — двух с половиной миль. Бутон считал, что она дала залп из орудий левого борта. Я сказал всем, что знаю, каково происхождение странного шума, но это касается только меня одного, и они могут не беспокоиться.
Прежде чем приступить к рассказу о галеоне, я должен прояснить еще одно обстоятельство — на самом деле мне следовало сделать это раньше. Как вы уже знаете, когда я передал Эстрелиту на попечение капитана Охеды и вернулся в свою каюту, там меня ждала Новия. Разумеется, было темно, и она лежала под одеялом в постели, постланной мной на полу каюты (на палубном настиле, если точно). Мы занялись любовью и почти не разговаривали, если не считать фраз типа «сейчас я кончу» или «давай повторим».
Мы и утром не разговаривали. Мы оба боялись сказать что-нибудь такое, что снова внесет разлад в наши отношения, и потому больше молчали. Поднявшись с постели, Новия надела все те же матросские штаны с голубой рубахой, и я испугался, что она опять покинет корабль.
Она осталась. Но впоследствии гораздо чаще ходила в мужском платье, чем в женском. Поначалу я думал, что она просто хочет быть готова в любую минуту уйти, если вдруг снова вспыхнет ссора, но она продолжала одеваться по-мужски и после того, как мы вышли в море. Иногда она носила свои платья. Но чаще одевалась как все остальные на борту.
Отчасти дело было в фигуре. При первой нашей встрече Новия сказала мне, что хочет снова округлиться, стать женственной. Теперь она работала гораздо меньше, чем раньше, и питалась лучше — особенно когда мы стояли в каком-нибудь порту. Несколько платьев, сшитых ею и Азукой, вообще не налезали на нее, а все прочие были тесноваты.
Но отчасти дело было в другом. Мне кажется, я знаю в чем, хотя не уверен, что сумею объяснить толком. Когда Новия постоянно носила платья и почти все время проводила в моей крохотной каюте, она не была одной из нас в подлинном смысле слова. Когда я велел ей убираться прочь, она — в гордости своей, ибо Новия всегда была очень, очень гордой, — ушла, а вернулась уже другим человеком. Я был пиратом, и Новия решила тоже стать пиратом. Когда мы спасались бегством от «Санта-Люсии», я вдруг осознал одну вещь, над которой никогда прежде не задумывался.
Бутон числился старшим помощником, но в действительности вторым человеком на корабле была Новия. Если бы один из залпов с «Санта-Люсии» убил меня, Новия стала бы капитаном, а Бутон остался бы в должности старшего помощника. Много страниц назад я упомянул, что читал о женщинах, командовавших пиратскими кораблями. Большинство людей наверняка изумились бы такому раскладу — но не я. Такая ситуация вполне могла сложиться на «Кастильо бланко».
Мы двинулись по Ямайскому проливу при юго-юго-восточном ветре, наиблагоприятнейшем из всех ветров при данном курсе. Обогнув мыс Святой Марии, мы увидели испанский корабль. Галеон не мог держаться достаточно круто к ветру, чтобы направиться прямо к нам, но он в любом случае не собирался этого делать. Он пошел нам наперерез, подняв все прямые паруса.
Когда я сейчас говорю, что мы пошли галсами на восток, у вас, ясное дело, создается впечатление, будто я решил совершить самоубийство. На самом деле ничего подобного, и через минуту объясню, почему я так поступил. Мы шли галсами, и я просигналил Ромбо на «Магдалене»: РАСХОДИМСЯ. ВСТРЕЧАЕМСЯ НА ТОРТУГЕ.
Он ответил: ВАС ПОНЯЛ — и взял курс на север, чего я и хотел.
Я рассуждал следующим образом: во-первых, взяв курс на восток, я двигался прямо к галеону. Я хотел пройти между галеоном и северным побережьем полуострова Тибурон. Конечно, это означало, что мне придется пройти вдоль борта корабля, в зоне обстрела бортовых орудий. Но судно шло с небольшим креном, и я видел, что там не собираются заряжать орудия с того борта. Во-вторых, в Порт-Рояле я слышал, что данная оконечность острова по-прежнему принадлежала французам. Я рассудил, что испанский галеон не захочет приближаться к берегу. В-третьих, если мы будем держаться вплотную к береговой линии, расстояние между нами и испанцем будет велико. И у нас быстроходный корабль.
Как легко понять из всего вышесказанного, я предполагал, Что галеон погонится за «Магдаленой». Во-первых, он уже взял курс на нее, а во вторых, «Магдалена» была больше «Кастильо бланко». Я собирался обойти галеон сзади и пройти у него за кормой. Конечно, в таком случае мы окажемся под огнем кормовых орудий — предположительно двенадцатифунтовиков, которых там два (хотя может быть и четыре). Но пока они будут стрелять в нас — вероятно, успеют сделать по одному выстрелу из каждой пушки, — мы дадим бортовой залп по корме испанца. Если нам не удастся таким образом вывести из строя руль, значит, все снаряды прошли мимо цели, и мы повторим попытку.
Я вхожу в такие подробности, поскольку по-прежнему считаю, что я выбрал логичную и хорошую тактику. Проблема заключалась в том, что испанский капитан держался иного мнения. Галеон развернулся против ветра гораздо быстрее и проворнее, чем я ожидал от корабля столь значительных размеров, и погнался за нами. Ясное дело, он хотел оказаться с нами борт о борт. Со своими тридцатью орудиями по каждому борту он разнес бы «Кастильо бланко» в щепы. Мы хотели только одного: удрать от испанца.
